Въ пледъ – желаніе и вѣчность
Обогрѣть, спасти и воспылать
Тѣнями безконечныхъ, кто велѣлъ желать
Запрятанную въ тѣло итальянскую безпечность.
Гдѣ не стираются отъ предосмотра панорамы.
У водъ, у неба въ темнотѣ его просторовъ,
Не важно ничего. Въ ногахъ каменья породнились
Съ молчащими. Учитель мудрости сломился!
Но свѣтъ на перекресткѣ не случился —
Права дистанція; монеты сговорились
Не учинять холодныхъ споровъ
О посрамленьѣ иновѣрцевъ. Не звучитъ
Сіе просторомъ клетчатой бумаги.
Довольно. Продолжаю я листать
Плотовъ, не жаждущихъ пристать
Къ причалу, посрамленья флаги.
Кофейной жаждой небо хмурое молчитъ.
«Нашелъ на прошлое твоихъ прикосновеній…»
Нашелъ на прошлое твоихъ прикосновеній
Ко двумъ мірамъ безъ имени, но съ Богомъ.
Прервавъ хандру въ разрушенномъ бездѣльѣ
Влеченія къ мечтамъ. Меня не одолѣли
Затертыя слова, живущія еще во многомъ
Подъ парусами очевидныхъ оскорбленій.
Я соберусь тебя хвалить, не унижаясь
Передъ подругой, насъ двоихъ проклявшей.
Вотъ – вещи, кинуты о стѣну,
Ты вспоминала то, что держитъ въ нотахъ Сену —
Она была всѣ указанья потерявшей.
Та правда каменѣла, все снижаясь.
Прости, что не доросъ до слога твоихъ глазъ,
Открывшихъ мимолетности приливовъ.
Все знаешь. Отъ тебя я отключаюсь.
Но быть загадкой нынѣ не стараюсь…
Благословитъ тебя Венеція проливовъ
Съ утра задуть нетлѣнности иконостасъ.
Такъ будетъ лучше. Дивно, чинно…
Возьму лишь удареній славный хоръ
На запись убранныхъ чужимъ И нашимъ.
Кому? Поставлю то въ зажимъ,
Крутя на ложѣ скомканный вихоръ.
Все вновь уходитъ безпричинно.
Такъ оскорбляли, разставаясь вмигъ.
И этотъ разъ – прощенъ своимъ подаркомъ!
Хоть стой ты широко безъ повода и крика,
Тугъ остается по фигурѣ вся мастика
И не боится ждать на утренникѣ жаркомъ
Напитокъ изъ восточныхъ фигъ.
«Величіемъ безмолвно проходящихъ дѣвъ…»
Величіемъ безмолвно проходящихъ дѣвъ
Скрываю грѣшно вспоминаемыя ночи.
Закатъ ужъ близокъ – новый рядъ
Матрешекъ передѣлаетъ въ ребятъ
Твои нетронѵтыя тропы. Ангелъ Сочи
Со мной два имени хватаетъ нараспѣвъ.
Онѣ не станутъ тайной гроба Нефертити.
Никто не въ силахъ положитъ врата
Непроходимой общностью карьера.
Въ концѣ временъ померкнетъ гондольера
Украшенная полнолуніемъ торта
Мишень, которую мнѣ сбить хотите.
Я подожду… Однимъ идемъ маршрутомъ;
Одинъ разсудитъ насъ за облаками идеалъ.
Проснешься. Но вернется ли къ обѣду
Сидящая вдали отъ насъ лицомъ къ сосѣду
Тирада пошлости? Тогда на рельсы всталъ
Мой рокъ, повѣривъ идоламъ и алеутамъ.
Не ровенъ путь на то вернуться.
Сложівъ обновки строго по солонкамъ.
Деревьевъ ждущимъ въ свѣтъ обратный.
И поворотъ, соломенный, затратный.
Приблизится на колесѣ одномъ къ потомкамъ.
Которые не въ пни своими пальцами воткнутся.
«Откину тѣнь по измѣнившейся погодѣ…»
Откину тѣнь по измѣнившейся погодѣ,
Терпя межъ стѣнъ отъ жизни забытье.
Все сходится къ опущеннымъ углямъ.
Свѣтящимся по безымянности морямъ.
Онѣ – не эти… Не добыты тѣ,
Которыя скрываются въ желающей природѣ.
О травъ высотки напуская фору
Входящимъ въ двери, что въ саду
Деревья кормятъ постояльцевъ.
Скрой сущность въ надписяхъ малайцевъ —
И самъ не разберешь въ иномъ году.
Не горсть костей взываетъ ко простору.
Отъ крѣпости борьбы за плескъ морей
До ихъ соединенія ключами,
Не коихъ пригубилъ на звукорядѣ
Героемъ (пассажиромъ на снарядѣ)
Становимся души убитой тутъ грачами,
Скупясь не сдѣлать мигъ больнѣй.
Развилки нѣтъ. Упасть придется.
Ступать землею, смахивая стыдъ
Творившихся познаній ни о томъ.
Въ груди прижился страшный ломъ;
На рощу выходъ стахъ открытъ,
Не больше зеренъ – умъ. Онъ окунется.
Стесняясь рѣкъ съ расколомъ острововъ.
Все воедино соберется на чертѣ
Спиной къ закату. Только какъ