Гдѣ я, обиженный, въ любви оглохну
Отъ тайнъ подъ паранджою модъ
Великихъ мукъ подъ колпакомъ дощатымъ.
Какъ можешь ты бѣжать отъ обѣщаній
И гравировки до конца земныхъ моленій
Къ тому, о чемъ просила, будучи собой?
Дождался я момента, въ коемъ мой прибой
Ярмо набросилъ мнѣ страданій и гоненій
Моими мыслями у склепа темныхъ совѣщаній.
Я здѣсь тебя лишь ради. Я прощенъ
Скупой любовью недопонятаго Бога.
Но не страданій я просилъ, а словъ Его,
Подъ небомъ грозъ въ слѣпое домино
Играючи доказанныхъ огнемъ закрытымъ слога,
Когда травой твоихъ тѣлесъ былъ обольщенъ.
Кого любить? Кому читать акаѳистъ?
Въ часу которомъ страсти позабыть земныя?
Не дорожишь ключомъ, подкинутымъ у дома —
Ихъ пламенемъ завистливымъ аэродрома
Ты шепчешь истины о безработицѣ кривыя,
Все прочитавъ и распознавъ долги покамѣстъ.
Я такъ страдаю!.. Спасена ли ты
Отъ прошлаго, что мнѣ показывала въ паркѣ
Предъ ходомъ нѣкогда знакомыхъ?
Летишь печатями изложенныхъ законовъ,
Которыя смолой смываются на палкѣ.
Но прочитала ли до атомовъ мои листы?
То будетъ писано въ іюня скользкомъ ульѣ,
На руку скорую придумывая сказки декабря.
Есть время и иного вкусы взять.
Луны бока попробую примять,
Стеная тѣмъ, что убивался зря,
Ища нирваны пропасти на стулѣ.
«Очищена дорога въ три и двѣ десятыхъ…»
Очищена дорога въ три и двѣ десятыхъ,
Но гордость не раскроется эпистолярно —
Хочу летѣть, хочу спускаться…
Нѣтъ повода сегодня улыбаться,
Поэтому подслушиваю фамильярно
Куски рѣчей, безумныхъ и предвзятыхъ.
Соединяю то, что не провѣришь ты въ архивѣ.
Такъ слушай дальше, перекуръ прервавъ.
Глаза слезятся, но хочу рѣшиться
На дѣлъ вниманіе, гдѣ есть уже кашица,
Разъ увеличилъ метры главъ
И подорвалъ свой знакъ въ Ахиллѣ.
Все было въ направленіи на ночь
Опутано на одинаковыхъ опорахъ.
И ты неправъ – не ногъ озера.
По правдѣ ржаваго фуникулера
Кипѣла истина въ отчаянья позорахъ
И прахъ ея навѣки отгонялся прочь.
Я чувствую сейчасъ тотъ бѣлый ленъ,
Молчаніе въ глазахъ. Какъ ожидалось.
Вернуть бы все, отправивъ облака
Крутить и далѣе самимъ себѣ бока.
Тогда легко о безконечности мечталось;
Тогда я въ новизну нелѣпо былъ влюбленъ…
А перелистывать, не пугая обмановъ,
Признанія, конецъ іюля, виражи —
Для пущей достовѣрности стараюсь.
Закрывъ картины краской, удаляюсь
На мѣсто банка Nostalgi
И пластика въ дубовомъ обрамленіи стакановъ.
«На руку скорую положена печать…»
На руку скорую положена печать
О недоѣденныхъ просторахъ папскихъ книгъ.
Но будемъ часто спотыкаться о приваты!
Въ заложенности не озвученной мной ваты
Къ разсвѣту пріютить смогу я ликъ
И вдоволь говорить, стеля кровать.
По плану эпицикловъ, руки положивъ на темя,
Дороги камни называемъ женскимъ родомъ,
Хотя вѣтра не впечатляютъ вѣры ногъ.
Не вылущенъ изъ бѣлаго для половины прокъ
Живущими на облакѣ, окольно модномъ,
А ты сама обвила безпощадныхъ время.
Оно приходитъ, создавая очертанья,
Что по тебѣ мечтаютъ, складываясь грозно.
Кидаю нитями все это и молчу.
Взъерошенныхъ подмостковъ волочу
По стекламъ зимъ. Прошу морозно
Абрисъ додѣлать до мерцанья.
Къ шедшимъ днямъ, обуреваемъ даромъ
Твоихъ прошеній, подвигаю кресло.
Успѣть до результатовъ жемчуга я долженъ
Угнаться за лѣсничимъ. Имъ положенъ
Великій стражъ надъ веной чресла,
Что не смываемъ скипидаромъ.
«Разсказъ о памяти, которую ты тронешь…»
Разсказъ о памяти, которую ты тронешь,
Терпя безстрастный споръ о Магдаленѣ,
Къ ночнымъ роялямъ замертво свалился.
На перекресткѣ Рима кто-то возгордился,
Не соревнуясь поцѣлуемъ въ тлѣнѣ.
Однажды къ запертой двери его догонишь.
Стираешь адреса и говоришь банально.
Прельщаешь кирпичомъ унылые дворы.
Твоимъ закатомъ вынутъ изъ конверта.
Не выдумавъ ни капли съ окончаньемъ «-ерта»,