– Если ты не возражаешь, устроюсь в твоих перьях, на спине. Я не буду тебе обузой и не стесню твоих движений при полете. Согласен? – спросил Тихоня.

– Давай веди. Я на все согласен, только бы выйти на волю – в ответ послышалось карканье.

– Иди за паутиной, – сказал паук и, прикрепив на грудь птицы паутину, пополз в другую щель между ветками куста.

Так потихонечку протискиваясь между острыми колючками и держась за крепкую паутину, ворон через некоторое время оказался вне куста. Здесь Врун от пережитого вторично лишился чувств. Придя в себя, он услышал вокруг радостное щебетание. Это собрались его друзья и недруги. Они все сейчас восторгались его мужеством и радовались, что он остался жив.

– Это его надо благодарить, – и ворон указал на своего нового друга.

Смущенный всеобщим вниманием, паук мелко перебирал мохнатыми лапками и старался спрятаться в перьях на спине, только его большие глаза с нескрываемым любопытством взирали на незнакомый мир.

На потерянный глаз ворона никто сейчас не обращал внимание. Лишь в дальнейшем за вороном закрепилось прозвище Ворон-одноглазый, которое потом с чьего то легкого крыла получило сокращение, превратившись в кличку Врун, что вполне соответствовало его характеру.

Вот и теперь, в этакое ненастье, выбитый глаз ломило от сырости.

– Привет старая! Ты чего ругаешься, и без того в такую погоду жизни нет. Пустила бы в дом погреться и обсушиться. Молодежь вся уже простудилась, а у старых всё до последних перышек ломит.

Как бы в подтверждение этих слов раздалось дружное воронье чихание.

– Ах, это ты старый? Врун и хитрец! Что же это на Земле происходит? Всё я слышала, ракеты и спутники запускают в небо; вот оно и прохудилось. Льет не переставая. Ты как думаешь?

– Да, – неопределенно прокаркал Врун. – Вот раньше мы: я, ты да еще Горыныч – в небе летали, и нечего. Погода была что надо. Солнце целый день греет, тепло, хорошо, – зябко протянул он, и вдруг без всякого перехода спросил:

– Что-то змея давно не видно. Не знаешь, где он?

Баба Яга ничего не ответила, а молча наблюдала, как с ее мокрых волос скатывались мелкие капельки, собираясь в крупную каплю на носу. Вскоре та оторвалась и упала на передник, оставив большое мокрое пятно.

– Что будем делать? – тихо, как бы про себя, с отчаянием прошептала она. Однако Врун услышал. Хитро подмигнув единственным глазом, он закартавил:

– В такую погоду только в гостях сидеть, да сушеных гусениц клевать.

– Вот-вот! Неплохо бы, и мух пожирнее, – добавил тихий шелестящий голос.

Это вылез Тихоня, желающий поучаствовать в беседе.

– Фу, какая гадость – повернув в их сторону голову, возмутилась Яга, и уже было, собралась огреть Вруна метлой, но ворон смело подковылял к ней вплотную.

Безбоязненно глядя на неё, он потаенно продолжил:

– Зря возмущаешься. Слетали бы к Кикиморе. Давненько, небось, у ней не была, а там, в лесу, пожалуй, и посуше. Я помню, она живет у старого болота под большими елями. В прошлый раз там из трухлявого пня славно удалось закусить личинками короеда, «на пять баллов».

– Я тоже хочу познакомиться с ней и с Домовым, мы с ним много наделали бы мухоловок, – вставил паук.

– Опять вы за свое! – возмутилась баба. – И чего ты в нем такого нашел? Одни лохматые ноги; укусить еще может, а ты всюду таскаешь его на себе. Бр-р-р-р.

– Он мой друг, и не потому, что обязан ему жизнью, просто он очень хороший. Правда, Тихоня? Видишь, как он молчит? Он скромный, и верный товарищ в моих полетах. К тому же избавил меня от разных паразитов. Я теперь не могу без него.

В этот момент ветер разорвал облачность, и выглянуло Солнце. На краю поляны около леса, над травой, появилась еле заметная радуга, в которой уже резвились, радуясь солнцу и теплу, пара бабочек «павлиний глаз». Из лесу вышла кабаниха с выводком полосатых поросят. Задрав к верху свои розовые пятачки, они удовлетворенно хрюкнули и затрусили к избе, явно рассчитывая поживиться молоденькими корешками в зарослях лопуха. Яга было собралась пугнуть их, но передумала и, повернувшись к Вруну, проговорила: