Весь день она сидела за столом простудившейся женщины, рассматривала фотографии ее детей в рамках и отвечала на звонки.

Офис Сейнт Джона Фостера. Нет, извините, его нет.

Офис Сейнт Джона Фостера. Могу я узнать ваше имя и номер телефона?

Парень за соседним столом дождался обеда, вскинул голову и заявил:

– К твоему сведению, это произносится как «Синджин».

Сэм рассказала об этом Клайву, когда вернулась домой. Они оба, вспоминая «Синджина», весь вечер заходились хохотом.

Еще один знакомый Клайва устроил Сэм интервью в агентстве по подбору нянь.

Она заполнила длинное заявление, отрицательно ответив на вопросы вроде «Трясли ли вы когда-нибудь ребенка от отчаяния?», «Нравится ли вам огонь?».

Собеседовавшая ее женщина рассказала о семье неподалеку. Они приехали из Торонто из-за работы отца, в Англии им оставалось пробыть еще два месяца. У них были полуторагодовалые мальчики-близнецы. Мать со дня на день должна была родить третьего, а их предыдущая няня уволилась без предупреждения.

– Мама там немного… сложная женщина, – сказала интервьюер.

У нее были кудрявые крашеные волосы цвета баклажана, и прямо во время разговора она ела чипсы со вкусом креветок, что Сэм находила отталкивающим.

– Позвольте мне перефразировать. Мама потрясена. Сможете ли вы встретиться с ними завтра?

Сэм ответила, что сможет.

Близнецы спрятались за матерью, когда она открыла Сэм дверь следующим утром.

– Эллисон, – представилась женщина, протягивая руку.

Сэм пожала ее, попутно останавливаясь взглядом на коврах. Интересно, как Эллисон удавалось сохранить их такими белоснежными?

Они прошли в гостиную, полностью обставленную белой мебелью.

Уже через несколько минут Сэм оказалась на полу с обоими мальчиками, играя с ними в кубики. Эллисон наблюдала за ними, сидя в кресле. Ее живот был таким идеально круглым, а сама она такой стройной, что казалось, будто в любой момент залезет под рубашку и вытащит оттуда баскетбольный мяч.

– В Канаде я руководила отделом из пятидесяти человек, – сказала она. – И тем не менее, я не могу справиться с этими двумя в одиночку.

Сэм ответила ей сочувственным взглядом и подумала, зачем же тогда было заводить третьего ребенка.

– У них трудный возраст, – поддержала разговор она. Сэм заметила, что матери говорят так о любом возрасте.

– Спасибо за поддержку, – поблагодарила Эллисон. – Иногда я чувствую, что схожу с ума. Я не то чтобы от природы хорошо лажу с детьми. Вот ты, например – строишь с ними башню из кубиков. Мне бы это никогда в голову не пришло. Ну что ж, ты будешь заниматься, главным образом, близнецами. С новорожденным большую часть времени я буду проводить сама. Я не даю им сахара, кроме фруктов. И предпочитаю, чтобы они не пачкались снаружи, потому что…

– Потому что здесь все белое, – закончила Сэм таким тоном, будто считала, что это было самой разумной вещью на свете.

– Совершенно верно, – сказала Эллисон с облегчением. Сэм раздумывала, хочет ли она вообще эту работу, когда Эллисон продолжила:

– Что касается заработной платы… – и назвала сумму, которая была почти вдвое больше той, что Сэм получила прошлым летом.

Работа организовывала ее день. Заставляла Сэм почувствовать, будто она и правда живет в Лондоне, а не просто приехала на лето. Каждое утро, открывая дверь, девушка видела на кухне близнецов, сидящих на своих высоких стульчиках в ожидании завтрака. Малыши всегда ели одно и то же: половинку тоста с сыром чеддер и половинку с джемом.

Когда в конце июля вернулся сосед Клайва, Йен, до Сэм дошло, что они до этого никогда не проводили время вместе в компании других людей.