Как ни тяжело было на душе у Робина, услышав признание Гиты, он расхохотался.

– Гита, ты что, умудрялась оказывать расположение и мне, и Виллу?!

– Да, мой лорд! – улыбнулась Гита, довольная, что ее граф вновь стал походить на самого себя искрящейся синью глаз и лукавой улыбкой, заигравшей в уголках рта. – Скажу больше: с тех пор как вы, а потом и лорд Уильям обратили на меня благосклонные взгляды, я думать забыла о прочих мужчинах в Веардруне. Вот только так и не успела решить, кто же из вас лучше!

– А различие есть? – фыркнул Робин, расплескав воду.

– Конечно, – подхватила Гита, лишь бы он продолжал улыбаться. – Оно уже в том, как вы приглашаете провести с вами ночь. Вы, например, обнимаете за стан, целуете в висок и смотрите таким веселым и вопросительным взглядом, что вам невозможно отказать. А лорд Уильям идет мимо, вдруг останавливается и, не повернув головы, молча протягивает руку, ждет, пока я не вложу в нее свою, и лишь потом удостаивает взглядом и ласково усмехается.

Робин окончательно развеселился и, подтянувшись на локтях, сел, привалившись спиной к сложенным мешкам.

– Лорд Робин, могу я хоть чем-то помочь вам? – совсем тихо спросила Гита, низко пригнувшись к нему. – Я все сделаю для вас. Скажите только словечко!

Попросить развязать ему руки? А что потом? Раненый и безоружный, он недалеко уйдет от амбара, а Гиту убьют. Открыть ей убежище сестры? Если не сумеет вывести девочку из замка, то хотя бы принесет еду и воду. Но ее могут выследить. Лучше всего отправить Гиту к Виллу, с предупреждением и близко не подходить к Веардруну. Но тогда придется сказать ей, где Вилл. А если ее подвергнут пыткам? В себе Робин был уверен, но только в себе. Все эти мысли вихрем пронеслись в его голове, и он, улыбнувшись Гите, чуть слышно сказал:

– Ты уже помогла мне. Ни о чем большем я просить тебя не могу и не стану.

Она хотела возразить, но в это мгновение дверь амбара открылась и на пороге замаячил темный силуэт ноттингемского ратника.

– Хватит, женщина! Сколько он может пить? Идем, еще нашлись охотники повалять тебя на соломе.

Лицо Гиты приняло гневное и обреченное выражение, Робин скрипнул зубами, жалея Гиту и не зная, как ей помочь.

– Идем же! – настойчиво повторил ратник, помня приказ шерифа и не сходя с порога.

Робин тоже вспомнил о нем и, усмехнувшись, громко сказал:

– Останься. Они не смогут забрать тебя отсюда, не нарушив приказ своего господина.

Гита с надеждой посмотрела на Робина и, заметив насмешливую уверенность в его глазах, осталась сидеть возле Робина. Но и ратник не оказался простаком.

– Приказы исполняются ровно так, как даются. Караульным сюда входить нельзя, а тем, кто сейчас не в карауле, кто запретит? Сэр Рейнолд спит. Так что выбирай, женщина. Моим товарищам все равно, где развлекаться с тобой: на сеновале или здесь, на глазах у твоего графа.

– Нет, такому позору не бывать! – решительно воскликнула Гита.

Она хотела поцеловать Робина на прощание, но посчитала свои губы оскверненными ноттингемскими ратниками и осенила Робина крестным знамением.

– Я буду неустанно молиться за вас, мой лорд! – сказала она, поднимаясь с колен.

– Ночью ты едва ли найдешь время для благочестия и молитв, – хмыкнул ратник, крепко ухватив ее за руку и выводя из амбара. – А завтра днем хоть лоб разбей за упокой души своего графа.

Дверь закрылась, и Робин вновь остался один. Боль и усталость навалились на него с новой силой, потом к ним прибавилась и естественная потребность. Понимая, что иначе утром он опозорится перед шерифом, доставив тому удовольствие, Робин, стиснув зубы и приказав себе не обращать внимания на дергающую боль в простреленном плече, смог извернуться так, чтобы связанные в кистях руки оказались не за спиной, а спереди. Справив нужду, он уже не завалился на мешки, а сел прямо и принялся дергать зубами узел на веревках, которыми были скручены запястья. Медленно, но узел начал поддаваться. Однако Робину удалось только чуть-чуть ослабить веревки, как дверь распахнулась и в амбар хлынул поток утреннего света.