Другие времена Михаил Кураев

Если вы не знаете Кукуева, вы или молодой человек, и тогда мне вас жаль, или у вас плохо с памятью, но эта болезнь сегодня наиболее извинительна и при умелом употреблении способна приносить доход.

О, Кукуев гремел!

Кукуев был нашей славой.

Роман о Кукуеве не просто читали, его проходили, изучали, постигали. О Кукуеве писали сочинения в школе и получали поощрительный балл за выбор темы. О романе писали диссертации и триумфально, с блеском их защищали, один раз даже в присутствии автора романа и его героя.

Два композитора одновременно, но в глубокой тайне друг от друга, хотя и были не шапочно знакомы, вдохновились романом так, что тут же сели писать оперу и едва не написали две, что могло бы стать интереснейшим прецедентом в оперном искусстве, но только взаимная ревность, трезвая оценка своих творческих возможностей да интриги знаменитейшего либреттиста Дразинского завели обе работы в один тупик.

Неплохо бы смотрелся «Знакомьтесь – Кукуев!» в жанре водяной пантомимы для цирка!

Кстати, впервые мысль о водяной пантомиме прозвучала на Ленфильме еще до начала киносъемок, но об этом позже.

Да, водяная пантомима напрашивалась сама.

В миру Кукуев, подлинный, как раз и занимался прокладкой самых ответственных участков нефте- и газопроводов через водные преграды и топи. В водяной пантомиме совершенно органично, а не притянуто за уши, как, увы, подчас еще бывает, смотрелись бы и водоплавающие, и земноводные рептилии, а также воздушные и подводные акробаты и акробатки, а также мастера синхронного плавания.

А какие возможности для столь любимых простым народом технических аттракционов!

Бульдозер под куполом цирка…

Перетягивание канатов трубоукладчиками…

Бокс в исполнении водолазов…

И, наконец, героическое пролезание с канатом через трубу!

На киностудии Ленфильм в ударном порядке, как подарок советским и зарубежным кинозрителям, был создан одноименный фильм, а на Втором московском международном кинофестивале…

Но об этом позже, сначала все-таки о Кукуеве.

Он был прекрасен, как обещанное нам прекрасное будущее, как будущее, к которому мы, невзирая на настоящее, кто как мог, стремились.

Что есть прекрасное?

Прекрасное это то, что нас восхищает, поднимает над плоской будничностью, с наибольшей полнотой утешает наши самые возвышенные, а подчас и непредвиденные желания.

Короче.

В прекрасном мы видим жизнь такой, какой более всего желали бы ее видеть, а желаем мы ее видеть немножко превосходящей наши желания.

Вот и в Кукуеве автор сумел разглядеть, угадать, провидеть вожделенного жителя прекрасного будущего, и потому Кукуев предстал перед нами как прекрасное.

Говорить, петь, писать и плясать о Кукуеве, а многие хранят в памяти страстную хореографическую миниатюру композитора Брудастого «Кукуев на трассе», так вот, петь и плясать Кукуева и не касаться эстетического, политического и юридического отношения искусства к действительности, никак невозможно.

Кукуев и есть счастливейшее порождение эстетики и действительности, метафизики и юридической практики в их самом авторитетном совокуплении.

Где и как оно произошло?

Это тайна!

Да, у больших писателей есть свои маленькие тайны.

Имеют право!

А дело было так.

Стоявший на вершине, на самой макушке власти в нашей стране, по сути дела этой макушкой и являющийся, невысокий, склонный к полноте, с короткими ручками, но увесистыми кулаками и громким голосом совершенно лысый человек, взойдя однажды на самую высокую трибуну в нашей стране, увидел зримые черты общества будущего и сказал об этом всем, кто его мог слышать.

Но лучше все-таки увидеть. Если увидел один, тот, кто по должности стоял на вершине, еще не факт.

Откровение требует подкрепления.

И надо же такому случиться, что сидевший в высоком кресле главного редактора громкозовущего журнала «Вперед!», сам писатель и страстный публицист и разведчик будущего, Дм. Ложевников, тут же и заметил своим зорким писательским глазом черты человека будущего, то есть завтрашний день во плоти человеческой. Далеко и ходить не пришлось, человека будущего удалось разглядеть в одном из многочисленных своих знакомых, с кем судьба свела в глубинных командировках в недра жизни.

И это был – Кукуев!

Дела Кукуева запечатлены словом, многими словами, да еще какими!

Одни слова, пронизанные любовью и нескрываемым восхищением, шли от имени ведущего «Вперед!» очарованного Кукуевым писателя, другие же, в следственных протоколах и в судебных постановлениях, внешне суховатые, но по-своему обжигающие, и, прежде всего самого Кукуева, разумеется, подлинного, были произнесены «Именем Российской Советской Социалистической и т. д.».

Что случилось, то случилось!

Историю можно и нужно переписывать, жаль только, что поправить случившееся, говорят, уже невозможно.

Сегодня невозможно.

А завтра?..

Слава богу, жизнь не стоит на месте.

С одной стороны, к подлинному Кукуеву, еще не шагнувшему в большую прозу, пристально приглядывался и внимательно прислушивался в обстоятельных доверительных беседах мастер большой литературной кисти, а в это же самое время к этому же самому Кукуеву пристально приглядывались, но как-то непростительно вяло, по-будничному, рутинно, со служебной ленцой, провинциальные, главным образом, сотрудники органов, наблюдавших за сохранностью социалистической собственности.

Была такая.

Почему же не попали увлекательные, сообщающие остроту биографии героя подробности в поле зрения большого писателя и публициста?

Ответ на этот вопрос мы найдем в доверительных признаниях, хранящихся в стенограммах выступлений и статьях Дм. Ложевникова, раскрывающих его творческий метод, в чем-то удивительно похожий, по уверениям писателя, на метод работы известного итальянского художника Рафаэля Санти, также стремившегося в своих полотнах запечатлеть идеальный образ человека, отталкиваясь при этом от своих реальных современников.

И чем сильнее отталкивался, тем ближе приближался к идеальному.

Нет, совсем не зря и не случайно берет Дм. Ложевников из Нарыма для примера Рафаэля Санти из Урбино, художника для своего времени тоже вершинного.

Оба стремились к идеальному!

Но идеальные люди и земные, жизнь идеальная, по большей части воображаемая, не параллельные ли это линии?

Одна парит, другая ползет?

А еще по известной аксиоме параллельные не пересекаются…

Нет, и еще раз нет, господа и бывшие товарищи, жизнь в аксиомы не загонишь, все пересекается!

И пока две параллельные линии, несущие в себе черты художественного и подлинного Кукуева, не пересекутся, а пересечься они должны здесь, в этом правдивейшем повествовании, нельзя считать историю Кукуева поведанной, спетой и сплясанной до конца.

Говорят, что история человечество ничему не научила, может быть, вполне может быть, но если нас и история Кукуева ничему не научит, остается только пожалеть человечество.

Да, отталкиваясь от Кукуева подлинного, писатель создал произведение, так же как и многие полотна Рафаэля Санти, достойное похвалы уже за один только возвышенный взгляд на жизнь.

Возвышенным же взглядом на жизнь называется такой взгляд, когда даже школьники, средне успевающие по литературе, немножко чувствуют перевес идеи над образом, чувствуют, что пятки героя уже не касаются плоской земли и автор как бы предлагает читателю немножечко полетать вместе с его героями за горизонт и обратно.

Сам же Дм. Ложевников своими сравнениями и упоминанием Рафаэля Санти подсказывает интересную параллель между Сикстинской Мадонной, как бы в полете, не касаясь земли, несущей своего Сына, свет и спасение в мир, так же и Кукуев, без парашюта парящий над вражеской территорией в руках спасительного бортмеханика, по-своему тоже хорош и претендует на некую мессианскую аллегорию.

Опасаясь того, что читатель вдруг и усомнится, что в одном человеке может быть соединено столько совершенств, с доброй как бы улыбкой, делавшей в жизни его лицо чуточку зловещим, автор сообщает: «Кукуев не свободен от отдельных недостатков».

Никто в этом месте так не насторожился и не приготовился узнать что-то полезное, как следователь по особо важным делам, получивший роман для прочтения прямо из рук министра внутренних дел.