– Да понимаю… Только солидарен со Льё. Кто знает, чем всё обернётся. Но при этом я точно знаю, что если ты не разберешься со своей любовью, то мы потеряем и товарища, и истинного экзистенциалиста…

– Кто бы знал, как я хочу потеряться… Пусть и умереть, – вырвалось у меня. Волна отчаяния, дремавшая до этого где-то на самом дне души, вобравшая в себя всё то, что я копил долгие годы, вырвалась наружу, готовясь разрушить шаткий экзистенциальный мир.

Да и этот грязный человеческий мир, который кто-то неизвестный призвал нас защищать, опостылел, опротивел и вызывал стойкую ненависть и тошноту. Я не хотел в нём жить простым обывателем, но не хотел уже быть и экзистенциалистом, тем, кем родился. Мне катастрофически не хватало свободы и воздуха, всегда. Силой воли заставив себя бросить амбиции музыкального творчества, я потерял часть своей души, отдав её на попрание предназначению. Нельзя верить тем, кто говорит, что счастлив быть экзистенциалистом, – врут, безбожно врут. Не может доставлять удовольствие копание в чужих мозгах, извращенных влияниями, картины агонии, бесконечные задания, одно другого хуже, страх натолкнуться невовремя на Фениксов или потерять свою сущность. Да разве это может считаться жизнью? Я перестал навещать родителей, перестал смотреть на людей так, как раньше – с долей веры и надежды. Теперь они для меня – материал, объект, инструмент. И я сам себе от этого противен. Принять собственную экзистенциальную суть сложнее, чем слиться с сущностью.

– Саш… – Льё стряхнул пепел на подоконник, задумчиво провёл по нему пальцем, вырисовывая что-то невидимое мне, и закурил снова. – Все мы об этом думаем… Я чувствую в тебе отчаяние, боль и горечь. Но изменить свою суть невозможно. Ты именно тот, кем родился. И либо наконец-то смиришься с этим, либо…

– Умрёшь. Совершишь ошибку на задании, будто бы ненарочно, но всё твоё существо будет знать, что это не так… – добавил Денеб.

– Мне бы только увидеть её ещё раз. Тогда умирать было бы не страшно.

– Ты же знаешь, что мы будем удерживать тебя столько, сколько сможем от последнего шага? – с фатальными нотками в голосе спросил Льё, и в комнате повисла потерянная тишина.

Я знал. Конечно, знал. Эти двое готовы сделать для меня столько же, сколько и я для них. Буквально – всё. И если Якша, родители, сообщество, не поймут – то Льё и Денеб – обязательно. Да, они будут придерживать меня, будут пытаться поддержать желание жить, но если я решусь на крайние меры, они почувствуют и позволят мне испытать облегчение. Нестерпимо захотелось ощутить под пальцами тяжелые холодные клавиши рояля, услышать те звуки, которые рождались в глубине старого громоздкого инструмента, стоявшего посреди огромного музыкального класса, куда я пришёл маленьким мальчиком.

На лоб легла ледяная рука Дена, как жест непривычной заботы. Но в этом вся сущность Льётольва – в невероятной человечности и внимании.

– Саня, очень советую тебе перестать температурить, иначе ты рискуешь не только никогда не увидеть свою возлюбленную, но и сгореть заживо, совсем как Феникс. Да и вообще, рекомендую оповестить Якшу, что его рабочий партнер решил помереть от обыкновенной простуды.

– Ден, это не простуда. При ней такого жара нет, – парировал я, подавляя дрожь в теле.

– Чем бы тебя таким полечить-то. Льё, есть идеи? – обратилась сущность к товарищу.

– Да никаких. В больницу отправить, вдруг что-то серьёзное. Какие могут быть ещё варианты? – пожал тот плечами. – Но я думаю, что просто Саша сам по себе не хочет выздоравливать. Подавленное состояние разума передается организму. Я мог бы придумать небольшое искажение, но это чревато последствиями. Так что, у нашего друга только один путь – захотеть снова быть здоровым. А пока он будет этим заниматься, я попробую отыскать ту самую волшебную девушку, которая сможет всё исправить, – Льё стряхнул пепел с подоконника в ладонь и выкинул в окно. Чуть поправил пиджак и направился к выходу. – Ден, присмотри за ним и Якшей. Только не чудите, ладно?