В это время другой мужик, немного поменьше первого, уже целился в Альфа из ружья, стоя рядом со своим автобусом. Возможно они просто хотели поймать нас и сдать в приют, но мы были слишком большими и независимыми собаками. И у нас была своя собственность – тётя Света, которую мы никому не хотели отдавать. Поэтому всё пошло по наихудшему сценарию. Я тоже хотел кинуться на второго мужика, чтобы выручить своего друга, но он закричал в мою сторону сильным лаем, на который только был способен с петлёй на шее:

– Беги! Беги отсюда! – Я уже старый, а ты должен жить!.. Знаю, что ты не такой, как все! Беги!

В это время раздался выстрел и Альф, взвизгнув от боли упал, разжав челюсти и выпустив из своих лап прыщавого мужика. Мой друг стал корчиться на земле и быстро затих. Мужик тоже остался корчиться после укусов Альфа. Памятников на могиле моего друга не будет, но останутся надолго хотя бы эти следы от укусов, так сказать, живая память о том, благодаря кому я смог выжить в соей другой жизни. Мне пришлось позорно бежать прочь от этого места в сторону леса. Сытый желудок и трусость, помноженная на инстинкт самосохранения, смогли придать мне хорошее ускорение. Видимо, скорость мной была набрана большая, по ощущениям, чуть меньше первой космической. Поэтому мне не удалось полностью оторваться от Земли, но удалось оторваться от возможных преследователей. Во всяком случае, выстрелов больше не было слышно.

Когда у меня сбилось дыхание, я остановился. Кругом был лес, через который мы накануне так удачно бегали с Альфом по короткому маршруту ко вкусной столовой заводика. От усталости я свалился прямо на сырую землю, которая источала наполненную проснувшимися червями неуверенность только что ожившей почвы. Моё собачье сердце бешено билось, а вывалившийся из пасти язык стал совершенно сухим. Пришлось искать в лесу лужи с талой водой. Казалось, что я разом могу осушить целое болото. А потом ещё одно. И ещё… Отдышавшись и напившись, стал оглядываться. В лесу могли быть другие звери, голодные и дикие. Но в тот момент почему-то была уверенность, что самым злым и диким в этом лесу был я сам. В какой-то момент на минуту даже ощутил себя не собакой, а голодным лесным волком и откуда-то с дерева прямо на меня упала смешная человеческая мысль: «Волки – это же просто давно ушедшие в партизаны собаки, которые не знают, что их война с людьми уже давно закончилась».

Конечно нет. Это волки когда-то давно вышли из леса наладить связь с человеком, а он их не понял, и не у всех это получилось. А что, может и мне стать таким? Тогда у меня впереди вольная жизнь… вечно недовольной собаки? Нет, это не моё! Да, чёрт возьми, это вообще всё не моё… Очнись, Серый!

Теперь я был снова один и чувствовал, что у меня нет теперь единственного друга, который по сути пожертвовал собой, ради меня. И на месте друга у меня теперь свербит пустое чёрное место, которое называется нечеловеческим горем. Не забуду Альфа никогда. Жаль, что собакам и без того отпущен природой совсем короткий срок жизни на Земле. Не понимаю, как они вообще на такое могли согласиться…

А люди? Вот чем отличается умирающий старик от умирающего молодого? Ему, наверное, просто кажется, что уже пожил. И полюбить его уже никто не сможет. Но он то сам может. Если кто-то лишён возможности выказывать свои чувства, то это вовсе не значит, что их у него совсем нет. И не надейтесь, что в старости нет желаний. В любви и ненависти нуждаются все. Все живые. И даже полуживые. И даже полумёртвые. И мёртвые тоже нуждаются в любви, уважении и нежности воспоминаний. Но так у людей. Теперь я знал, что некоторым собакам такое тоже не чуждо. «Душа человека развивается до самой смерти» – читал я где-то у Гиппократа, когда хотел стать врачом. А у собак, как бы она развивалась, если они могли бы жить намного дольше! Хотя бы столько же, сколько могут прожить люди. Какая это могла быть дружба, какая могла быть любовь!.. О-о-о! Это, наверное, снова во мне проснулся заблудившийся в лесу и собачьем мире человек!