– Вообще, устраивает. Ну, а если в рамки не укладывается, ломать рамки?
– Это ты о своем конкретном случае? Так ведь все эгоисты считают себя исключением из правил. По-моему, женатый человек не имеет права решать за двоих.
– А суд зачем?
– А это для тех, у кого совести маловато, – ковры делить. Слушай, а что ты все решаешь, как будто у тебя есть выбор? Поживите, потерпи немного, может, все не так уж плохо? Ну, получит жена квартиру, заберет к себе ребенка, уже хорошо. Уже не зря все было, кому-то помог. А там видно будет…
– Я уже думал об этом. Не знаю, на сколько меня хватит. А ты такая правильная…
– Что, аж скулы сводит?
– Что, аж хочется вас со Щуренком поженить. Вывести новую породу правильных людей!
– Не получится. Пока он на грешную землю спустится, я уже вознесусь.
– За что ты его так не любишь?
– Я его боготворю. Из него такой человек может выйти, не чета нам, смертным. Он, знаешь, как все впитывает? Мгновенно. И копит, и копит…
– Чем дольше копит, тем больше будет иметь.
– Это уже скопидомством называется. Скоро в себе столько духовных ценностей накопит, что делиться не захочет. Будет собой любоваться. Надеюсь, что этого не будет, он ведь очень добрый. Меня вот не удивляет, что он рисует. Надо ведь куда-то сбрасывать впечатления!
– А ты думаешь, что потребность творить возникает от избытка эмоций?
– Ну почему же? Иногда от избытка мыслей, но тогда уже творят математику или астрономию, но никак не искусство. А искусство без эмоций мертво.
Семен улыбнулся, как улыбается взрослый несущему чушь ребенку:
– А я вот стихи писать начал, знаешь почему?
У меня внутри все сжалось: сейчас начнет читать свои шедевры. Но я все же спросила:
– Почему?
– Потому что у меня все друзья пишут или рисуют. К живописи у меня наклонностей нет, ну, я и начал стихи писать!
Меня распирало от смеха:
– И ну писать, и ну писать! Ну, и как?
– Получше, чем у них. Когда я им первое стихотворение принес, они аж обалдели, так им понравилось.
Я поняла, что придется либо слушать его стихи, либо его обидеть. И попыталась найти золотую середину:
– От избытка скромности ты не умрешь. Уже светает, айда спать. О поэзии в другой раз поговорим, люблю оставлять все самое интересное на потом.
Вообще-то, мы быстро сошлись. Он читал мне свои стихи, неплохие и очень серьезные, и это как-то примиряло с ним, и я уже реже лезла на рожон. После нескольких жарких дискуссий мы пришли к взаимному уважению мнений друг друга, у нас оказались и общие кумиры, которых мы часами цитировали к взаимному удовольствию.
Багире вскоре надоела роль слушателя, и она самоустранилась. Близкие друзья считали наши отношения вполне безобидными, хотя мы нередко засиживались за полночь. Чаще всего с нами на теплой уютной кухоньке проводили время Шуренок и Аннушка, а когда им становилось скучно или хотелось целоваться, они перемещались в темный коридор. Однажды, уже договорившись до хрипоты, мы дошли до коренного вопроса юности: в чем смысл жизни? Семен считал, что жизнь имеет смысл только для одиночек – гениев и сподвижников, а основная масса живет, не задумываясь, растительной и бесцветной жизнью. Я твердо стояла на позициях марксистской философии: именно масса воплощает в жизнь все гениальные идеи, именно она дает смысл жизни одиночек-сподвижников, и именно ради нее создается все гениальное. Спор измотал нас обоих, и, наконец, Семен почти сдался:
– Ну, тогда скажи: ты себя к какой категории относишь?
– К нормальным. К серой, как ты изволишь выражаться, массе.
– Прекрасно. Тогда быстро и четко скажи, в чем ты лично видишь смысл своего существования?