… Пока Киран тешился гаэльским возрождением, его коллега возился с практикантами в клинике. Отодвинув пациентов на второй план, Дрю Холиок посвятил остаток карьеры воспитанию нового поколения психиатров. Студенты стали его приёмной семьёй, особенно если учесть, что отношения с родным сыном складывались не наилучшим образом.

Плюнув на все понятия о профессиональной дистанции, он с головой погрузился в личные переживания каждого из «крепостных». После работы водил их на ужин за свой счёт. По выходным вывозил в театр, на выставки и концерты в Метрополитен-опера. Так на протяжении девяти лет он умудрялся совмещать отческую опеку с обязанностями начальника. Рефераты проверялись и характеристики составлялись своевременно. Потом, летом 1994 года, сквозь музыку группы «Грин Дей», которой упивались практиканты, Дрю Холиок услышал голос покойной жены: «Ну хватит уже. Возвращайся домой». В эту же секунду он почувствовал, как у него онемели пальцы на левой руке. Ощущения не походили на те, которые обычно возникают от защемления нерва в шейном позвонке.

Первое время он пытался смахнуть тревогу, точно паутину с лица, но симптомы обострялись. К онемению в пальцах добавились проблемы с речью, памятью, равновесием. Он начал ронять предметы, мог внезапно умолкнуть посреди разговора и уставиться в пространство. Зверские головные боли, тошнота…

Перемены в его поведении не могли долго оставаться незамеченными. «Крепостные» молчали и лишь угрюмо переглядывались, чувствуя, что их бесплатным обедам и душевным посиделкам приходит конец, и дружно хотели как можно дольше оттянуть момент печального откровения. В конце концов, момент настал. Практиканты до последнего хранили тайну любимого начальника и заговорили только тогда, когда палачи из oтделa здравоохранения показали орудия пыток.

Перед тем как войти в кабинет коллеги, Киран неуклюже-виновато перекрестился, как и подобает недобросовестному католику. Слова молитвы вылетели у него из головы. Он запнулся на «Отче наш…»

– Заходи, Кир, – услышал он отрешённый голос Дрю. – Это логово, считай, твоё.

Даже на последней стадии поражения доктор Холиок выглядел величественно, точно мученик перед трибуналом. Его орлиный профиль был горд и чист. Сомкнув жилистые руки за спиной, он смотрел на голые стены, которые ещё несколько дней назад украшали его дипломы и грамоты.

– Тебе помочь собраться? – спросил Киран.

– Не трать время попусту. Эти бумажки мне всё равно yже не пригодятся.

– Да брось. Вдруг ты захочешь вернуться к частной практике? Ведь дипломы у тебя никто не отбирает.

– Поверь мне, всё кончено.

– Ладно, не утрируй. Всё ещё образуется.

– Конечно, образуется – после моей смерти. Всё станет на свои места.

Киран потрепал друга по плечу.

– Слушай, Дрю, я не буду говорить, что ты сам во всём виноват и что ты сознательно подставил всех под удар. Однако… Что ты себе думал? Если тебе нездоровилось, надо было попросить отпуск. Тебя бы все поддержали. Ты бы подлечился и вернулся на работу как новенький.

– Эта дрянь не лечится.

– Бред. Сейчас всё лечится… практически всё.

– У меня в следующий вторник была назначена биопсия. Я её отменил.

– Ну и зря.

– А смысл? Я видел снимки. И так всё ясно, Кир. Глиобластома налицо. Четвёртая стадия. Ну, раздробят они мне череп, поковыряются в мозгу. А дальше что? Подвергать себя мукам, чтобы продлить жизнь на два-три месяца? У меня даже страховки не будет со следующей недели. Кто будет платить за моё лечение? Все стрелки указывают в одну точку.

Киран выдохнул и убрал руку с плеча товарища.

– Даже не знаю, что сказать тебе, Дрю. Я не подозревал, что всё так запущено. Как я такое дело проворонил? Знал бы я, насильно потащил бы тебя к врачу.