Митяй был высокорослым спортивным парнем с золотистыми волосами и большими глазами, чем-то очень похожим на Сыроежкина или Электроника. Из-за своей внешности и прирождённого цинизма он очень нравился девчонкам, которые безотказно соглашались с ним дружить, танцевать на дискотеках или встречаться после школы. В свою очередь Митяй, можно сказать с малых лет, не стесняясь в красках рассказывал о своих похождениях с первыми красавицами параллели, а чуть позднее, и младших, следовавшим за нашим, классов.

Отец Митяя – тихий и скромный мужчина, увлекавшийся музыкой и живописью. Он часто проводил у нас классные часы, ведя тематические беседы и показывая слайды со своими картинами или фотографиями Кругобайкалки. Мать же, наоборот, была пробивной и напористой женщиной, водившей дружбу с самой директрисой школы. Дед и бабушка были ветеранами, которых неизменно приглашали в школу в качестве почётных гостей на все праздники. Может быть поэтому, Митяю, никогда особо не отличавшемуся ни учёбой, ни поведением не только всё сходило с рук, но и удавалось без всякого предварительного отбора участвовать в различных почётных мероприятиях, будь то дежурство у Вечного Огня или областной конкурс горнистов и барабанщиков.

А ещё наличие в семье аж целых двух ветеранских книжек позволяло Митяю пользоваться тем, что большинству из нас было просто недоступно. Постоянно меняющиеся магнитофоны, электронные часы, три пары джинсов, кроссовки, россыпи кассет и продуктовые пайки. О последних особо. В середине восьмидесятых в магазинах и так не богатого на деликатесы Иркутска наметился тотальный дефицит. Потихоньку на всё подряд вводились талоны, за простыми и каждодневными продуктами, такими как сахар, молоко, яйца и даже хлеб выстраивались огромные очереди, причём без гарантии приобретения товара после многочасового стояния. Конечно, голодом мы не сидели – моим и Славкиным родителям иногда удавалось чего-нибудь урвать, но и особого разнообразия на наших столах не наблюдалось. Картошка, щи, салаты из сезонных овощей, чай с самодельными сухариками и вареньем (кофе только для гостей или особых случаев). В общем терпимо и для обоих привычно. Митяй же наоборот, практически каждое утро начинал с рассказа о том, что принесли ему накануне из ветеранского спецмагазина и что он ел на завтрак.

И вдруг, с какого-то перепуга Митяй начал проявлять к нам интерес. Стал подсаживаться поближе на уроках, подходить на переменах, приносить и давать переписывать и слушать кассеты. Последнее, конечно, подкупило… У нас тоже со временем появились свои магнитофоны, далеко не навороченные, но всё же… Только вот репертуар заметно хромал, состоя на первых порах большей частью из родительских Магомаевых, Пугачёвых и прочих Малежиков. А вот нашего, нет – НАШЕГО, было до обидного мало по причинам дефицита кассет и слишком малых отчислений на звукозапись из родительских бюджетов. А тут, вдруг, Митяй – с целой стопкой денонов, агф и басфов, а на следующей неделе с другой такой же стопкой и т. д. Вот только дошло до нас то, что требуется взамен далеко не сразу. А требовалось служить, быть свитой королю. В школе нас со Славкой не трогали – знали, что можем постоять за себя, но, при этом мы, никогда никого не трогали сами. Поэтому отношения у нас были одинаково ровными со всеми – старшеклассниками, параллелью, «нахаловскими», «дворовыми» и даже кое-какой шпаной. И Митяй решил нас прикормить, сделать своими ручными телохранителями, но, при этом, разобщить. Делалось это просто: сегодня тебя приглашу к себе в гости, а завтра – тебя; сегодня тебе дам кассету переписать, а завтра – тебе. И никогда – и тебе, и тебе! При этом насмешки то над одним, то над другим, лёгкие унижения, особенно в плане одежды или обуви. В общем, терпели мы всё это не долго. Уже не помню после каких событий, договорились никогда и ничего у Митяя не брать, кассеты покупать и переписывать вскладчину, ну, а Митяй с той поры стал для нас Минтаем – скользким, серым и водянистым как одноимённая размороженная рыба.