– Мне шестнадцать.

– Ну вот, сама видишь…

– Ладно, – беспечно бросила девушка. – Давай садись. Я вылезу.

– А деньги у тебя есть?

– Нет.

– Но ты справишься?

– Ага. Я всегда могу справиться. – Чарли говорила без всякой злости; казалось, она ничуть не обвиняет Ника за нерешительность.

«Возможно, что-то похожее происходило между ними и раньше, – задумался Ник. – И другие, подобно мне, оказывались в это втянуты. Причем с самыми благими намерениями».

– Я скажу тебе, что может с тобой случиться, если ты возьмешь меня к себе домой, – сказала Чарли. – Тебя могут свинтить за хранение кордонитской литературы. Тебя могут свинтить за изнасилование несовершеннолетней. Жена – которую тоже арестуют за хранение кордонитской литературы – тебя бросит. Причем так никогда не поймет и не простит. И все же ты не можешь так просто меня высадить. Хотя бы потому, что я девушка и мне некуда пойти…

– А друзья? – перебил Ник. – У тебя должны быть друзья, к которым ты могла бы пойти. – «Или они слишком боятся Дэнни?» – задумался он. – Ты права, – признал он чуть погодя. – Я не могу так просто тебя высадить.

«А похищение? – вспомнил Ник. – Меня вполне могли бы обвинить и в нем, если только Дэнни собирается обращаться в ПДР. Впрочем, на это Дэнни никак не должен пойти, иначе его автоматически задержат за распространение кордонитской литературы. На это он никогда не отважится».

– Странная ты девчонка, – сказал он Чарли. – С одной стороны – сама наивность, а с другой – упряма, как подвальная крыса.

«Быть может, торговля нелегальной литературой сделала ее такой? – задумался он. – Или все вышло наоборот… Она выросла жесткой и упрямой – потому и стала тяготеть к этому занятию». Ник посмотрел на девушку, внимательнее приглядываясь к ее одежде. «Она слишком хорошо одета, – решил он. – Все эти шмотки – довольно дорогие. Возможно, она неравнодушна к одежде. Тогда это способ заработать достаточно попсов, чтобы удовлетворить свою жадность. Для нее – одежда. А для Дэнни – “Шеллингберг-восемь”. Без этого они были бы обычными подростками – из тех, что ходят в школу в джинсах и просторных свитерах. Зло, – подумал он, – на службе у добра». Впрочем, точно ли писания Кордона были добром? Раньше Нику никогда не попадалась подлинная брошюра Кордона; теперь же он сам мог ее прочитать и поразмыслить. «И оставить Чарли у себя, если это окажется добром? – задумался он. – А если нет – выкинуть ее на съедение этим волкам. И Дэнни, и патрульным машинам, где сидят ведущие постоянное телепатическое прослушивание Аномалы».

– Я – сама жизнь, – вдруг заявила девушка.

– Что-что? – ошарашенно переспросил Ник.

– Для тебя я – сама жизнь. Сколько там тебе, тридцать восемь? Сорок? И что ты за эти годы узнал? Сделал ты хоть что-нибудь? Смотри на меня, смотри. Я – сама жизнь, и, пока я с тобой, частичка этой жизни переходит тебе. Ведь ты уже не чувствуешь себя таким старым, правда? Теперь, когда я сижу рядом с тобой в этом скибе?

– Вообще-то мне тридцать четыре, – отозвался Ник. – И старым я себя вовсе не чувствую. Между прочим, пока я тут с тобой сижу, я чувствую себя старше, а не моложе. И ничего мне от тебя не переходит.

– Обязательно перейдет, – заверила Чарли.

– А ведь ты это по опыту знаешь, – произнес Ник. – Со старшими мужчинами. До меня.

Открыв сумочку, Чарли достала оттуда зеркальце и пудреницу. Затем стала проводить аккуратные полоски от глаз, по щекам и к подбородку.

– Слишком ты косметикой злоупотребляешь, – заметил Ник.

– Вот здорово. Ты меня еще шлюхой за два попса назови.

– Что-что? – переспросил он. Уставившись на девушку, Ник на некоторое время отвлекся от потока утреннего транспорта.