- Птичка, говорю, сама виновата. А вы что подумали?
Она не ответила, ощущая не только лишь нарастающую неприязнь к юноше, но и едва пока осязаемую угрозу, исходящую от него.
- Не надо было птичке залетать куда не следует и к кому не следует, - добавил солдат не сводя с нее своих испытывающих холодных глаз.
- Она не виновата! - с усилием глухо выдавила она, невольно поежившись.
- Как же не виновата. Еще как виновата. Залетают в здания, срут везде и гнезда вьют. Мы их десятками ловим, давим и гнезда сносим, а они все прут! - он все улыбался, растягивая разваренные пельмени своих губ.
- Что? - недоуменно спросила она.
- Мы с пацанами их рогатками сбиваем и лопатами давим. Или шею сворачиваем. Потом кидаем собакам на корм. Но от гнез польза есть. Мы их варим. Кишкануться - самое то!
- Кишкануться? - ее передернуло от отвращения.
- А че? Вкуснее куриных получаются. Неужто не пробовали?
Она не ответила, чувствуя себя в не в силах продолжать диалог с солдатом, бритая голова которого оставалась просунутой в проем окна, и отвернулась не желая больше видеть его щербатое лицо с растянутыми в театральной улыбке губами и пару голубых буравчиков глаз.
- С птицей я разберусь сама, рядовой, - наконец холодно отрезала она, положив сверток у ног.
- Как знаете… Как знаете…, - убрал руку он. - Так что сказать водиле? Пусть ждет? Ну или оставайтесь. Вижу, у вас работы еще валом, придется завтра возвращаться. Зачем вам лишние движения? Можем устроить вас в лучшем виде в жилом корпусе, - он быстро подмигнул мужчине, который успел к тому времени собрать со стола чертеж и возвращал на место корпус ремонтируемого аппарата.
- Может действительно остаться? - задумчиво задал вопрос в пустоту мужчина, не заметив сального намека юноши. Его рука застыла в воздухе, удерживая отвертку. - Со схемами нужно еще разбираться, а возвращаться в город - только потеря времени.
Она обернулась на него, пытаясь понять что скрывается под его словами, гадая дело ли в заботе о деле или в попытке остаться рядом с ней? Они могли вернуться в город, размышляла она, и пойти вечером на свидание, если он бы ее пригласил. Почему же он хочет остаться в части? Что он хочет? Соблазнить ее тут, когда они оба вне дома? Соблазнить? Он? Ведь она пару минут назад, елозя по его коленям, только этого и хотела. Чуть сама не принялась за дело? А может он женат и дома его ждет семья, а тут он чувствует себя свободным? Не нахальство ли это с его стороны? Не вредит ли это ее репутации? Или все равно?
- Я останусь, - неожиданно для себя дерзко ответила она, остановив поток сбивающих с толку вопросов, которые проносились в ее голове.
- Я тоже останусь, - эхом повторил ее реплику он, уронив отвертку на пол.
Он посмотрел на нее, смущенно взъерошив ежик волос, и застенчиво улыбнулся, похожий на ребенка, получившего неожиданный подарок от родителей. Его глаза под густыми бровями светились счастьем. И от этого ей стало хорошо и спокойно.
11. Птичка
Она лежала в одежде под тонким синим с черной полосой армейским одеялом, подоткнув края под себя, и медленно согревалась, привыкая к непривычной обстановке и жесткому матрасу. В небольшой квадратной комнате, где ей устроили ночлег были только панцирная кровать, потрескавшаяся казенная тумбочка, кривой стул и тучные облака ее впечатлений о насыщенном событиями прошедшем дне. Дверь комнаты она закрыла на ключ, выданный солдатом, а также поставила под ручку кривой стул для страховки. В соседней же комнате поселили его, за стенкой, находящейся у изголовья ее кровати.
Ей было холодно под тонким одеялом с приходом прохладной ночи, а также тревожно в незнакомом месте, но в то же время интересно и даже азартно. Никогда прежде она не вела себя подобным образом. Уму непостижимо, думала она, остаться на ночь в богом забытой войсковой части, в огромном пустом корпусе на последнем этаже, лежать и вожделеть, что почти незнакомый мужчина из соседней комнаты придет и займется с ней сексом.