Фома же совершенно не обращает внимание на то, что при других обстоятельствах его бы впечатлило – какое впечатление вызвало его появление на лице охранника – а он, подскочив к охраннику, достаточно резко спрашивает его. – Кто сейчас до меня здесь был?

И хотя от охранника можно было ожидать куда как меньшего – при его-то испуге, он имел полнейшее право не вменять – но он не стал, вылупив глаза в удивлении, отмалчиваться, а дал вполне себе осмысленный ответ. – Да такой же, как и ты бандит. – И судя по ответу охранника, то и он не испытывал недостатка уверенности в себе, и только умение того бандита и Фомы так неожиданно появляться перед ним – а первый незваный гость к тому же сразу ему вломил – не позволяло ему как следует среагировать.

Ну а это заявление охранника, несмотря на то, что оно было с первой до последней буквы неверным, не стало рассматриваться Фомой с этой стороны, за что он мог был привлечь этого охранника за клевету, головой прямо в стол, а вот с той, что оно по своей сути значило, ему с прискорбием пришлось. – Диски с записями? – заметив творящийся беспорядок на столе, Фома, посмотрев на охранника, спросил его о том, о чём уже было запоздало спрашивать.

– Они у него. – Даёт пространный ответ охранник, кивнув в сторону темноты, откуда пришёл Фома. И Фоме только и остаётся, что выяснить, как выглядел тот бандит. О чём он и спрашивает охранника. Но и здесь Фому ожидала неудача. Тот бандит, кто на каждом шагу опережал Фому на один шаг и здесь всё предусмотрел. Он при приходе сюда, не счёл нужным представляться и сходу приложил голову охраннику к столу так крепко, что он в себя пришёл только тогда, когда Фома здесь появился – вот он со зла, так о нём и обознался.

И что теперь Фоме докладывать и представлять на рассмотрение Святу, кроме своего разбитого носа. Да, в общем-то, ничего, и Фома, не ища оправданий (как-то ничего в больную голову не шло), только это и представил Святу, встретив его на выходе из кафе.

Свят же не стал спешить с выводами, такое дело требовало внимательного рассмотрения. Нет, конечно, он сперва вспылил, и как только увидел Фому с такой разбитой физиономией, то сразу же разорался: «Какая падла?!». И при этом он не просто так разорался, где не совсем было понятно, кого он там имел в виду так выражаясь, а с рукоприкладством – он схватил Фому за грудки и принялся так его трясти, что из Фомы вытряслись последние крупицы разума. И не трудно догадаться, что Фома ничего яснее уже сказанного Святом, не смог насчёт той падлы сказать.

После чего настаёт внезапное затишье и то только потому, что Свят всем это приказал. Так он, глядя на Фому, предупредительно заявил. – Подожди! – Здесь следует очень внимательная к Фоме и к себе пауза со стороны Свята, которая неожиданно заканчивается озарением Свята. Где он ещё пока неосознанно пробормотав: «А не тот ли это тип, который…», – тем самым даёт Фоме широкое пространство для размышления над этой загадкой. Но по тому, как Свят сейчас посмотрел на Фому, можно было догадаться, что Свят, уж для себя-то точно нашёл ответ на загадку упомянутого им вскользь типа.

А как только Свят ответил себе на этот вопрос, то он уже иначе, с этим открытием посмотрел на Фому. И на основании знаний этого, совершенно не знакомого для Фомы человека, начал делать насчёт Фомы категорические выводы. Мол, я насчёт тебя Фома поспешил, бросившись сломя голову тебя защищать. Тогда как ты Фома, что за человек такой вреднейший, зная, что ты заслуживаешь большего, чем то, что с тобой сделал тот бандит, взял и умолчал обо всех обстоятельствах случившегося, и вместо того чтобы остановить меня, стоял и пожинал плоды своей падшей славы – даже какой-то бандит оказался проворнее и ловчее тебя, представителя закона, на которого государство столько средств, как оказывается, не вложило, а выбросило в трубу. А так тебе не помешало бы и с моей стороны добавить заслуженных тумаков. И можешь не сомневаться, я тебе добавлю, как только ты ещё дашь для этого повод. Ну а здесь Фома почувствовал, что гроза миновала – чем грозней обещания, тем меньше шансов на их осуществимость – и можно было спокойно вздохнуть.