– Ты слышишь? Кто-то стучит.
– Это Бутика. Я открою.
– Стук тревожный, это не она.
Густав поднялся и пошёл к дверям. На пороге стоял его оруженосец Фогель.
– Тс-с-с. Идём в другую комнату. Тидо, на тебе лица нет.
– Анхен! Анхен! Беда, – запыхавшийся Тидо махал руками.
– Где она? – Густав тряхнул его за плечо.
– Я её спрятал, – Ловкач всё никак не мог отдышаться. – Вчера она убиралась в покоях этого негодяя Коддля, пока её не сморил сон. А когда она открыла глаза, в соседней комнате громко разговаривали двое – Карл и его помощник Филипп Нойгаут. Она знала, что на днях карета с сыном герцога Роттердорфа – Лесчека, сорвалась с обрыва и разбилась о камни, когда он возвращался от гостей. Филипп говорил Коддлю, что следующим за сыном к праотцам отправится старый шут. Коддль пригрозил ему, что, если тот допустит ещё одну оплошность, он его убьёт.
– Я подозревал, что это дело их рук.
– Анхен обмерла со страху и, немного помешкав, выскользнула из покоев, но была замечена Нойгаутом снаружи, а Коддль куда-то исчез. Она бросилась вниз по лестнице и натолкнулась на меня.
– Они не могли знать, что герцог останется в гостях, и Лесчек будет возвращаться в замок один. Видимо, они устроили засаду. Я знаю это место, оно удобнее других.
– Это они! Видел бы ты их скорбные рожи, когда священник читал молитву. Они стояли возле герцога и ему сочувствовали.
– Готовь трёх лошадей, укроем её в Майнце. Она в твоём доме?
– Да.
– Поторопись. Охрана наверняка доложит Коддлю, что вы покинули замок вместе. Если что, встретимся в хижине дровосека, где всегда. Я буду перед рассветом. Успокой её и скажи, что мы отвезём её к надёжным людям. Мы ещё погуляем на вашей свадьбе. Иди, брат.
Густав несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, и вернулся назад.
– Что тебе сказал наш Тидо-Ловкий?
– Он попросил меня помочь в одном деле, но не хочет трубить о нём на весь мир, и будет ждать меня на исходе ночи в своём доме.
– У него что-то случилось?
– Что у него может случиться, кроме глупостей, которые они с Анхен наговорят друг другу? Наверное, я вернусь на следующий день. Какой красивый у тебя перстень! Раньше я не видел его.
– Обними меня, тогда я признаюсь, кто мне его подарил. О! А-а-а… Это кольцо с камнем моих предков, оно… а-а-а… досталось мне от матери… я… а-а-а… не надевала его потому, что дала себе зарок, что достану его из свадебного сундука только тогда, когда почувствую, что счастлива. Густ! Ты сведёшь меня с ума… мне надо было надеть его сто лет назад… любимый…
– И никогда не снимать. Флора, мне необходимо навестить матушку и повидать Лепольдта, если он ещё не умчался к своей Айрин.
– Возвращайся скорее.
– И свеча не успеет догореть. А ты пока поговори с Бертой, какие вещи собрать в Аугсбург, она будет рада. Когда я вернусь от Ловкача, мне предстоит охота, а сразу после неё мы отправимся в путь.
– Хорошо милый.
Густав вышел и притворил за собой дверь. Он был должен предупредить мать о своём отъезде в Аугсбург перед возвращением отца.
Наступила долгожданная суббота. Я провалялся в номере весь день и в шестом часу при полном параде отправился встречать Хельгу.
– Здравствуй. Тебя не узнать, – сказала она.
– Привет. Это потому, что я без шляпы и рюкзака. У нас ещё уйма времени, можем не спешить.
– Я пойду, переоденусь. Мне нужно полчаса.
– Давай, увидимся здесь же, у кафе, а я пока прогуляюсь.
За эти полчаса я обошёл церковь, попетлял по кварталам и вернулся к кафе «Вулкан». Церковь находилась в нескольких шагах от крайних столиков кафе, и у меня не было сомнений, что по этой площади, Мюнстерплац, которая притягивала меня, как магнитом, не раз ходили и Густав, и Флора, и Тидо-Ловкач.