Между Пентакором и Низордом была ни одна сотня лиг и, хотя между ними иногда проползали торговые караваны, они чаще всего огибали нас дугой, перебираясь через горы по широкому Восточному перевалу за Темным лесом, через город Гарт. Караванщики не хотели лишний раз рисковать растерять товар или того хуже – сгинуть на нашем опасном перевале, несмотря на то, что через нас путь был короче более чем на полсотни лиг.

Мои воспоминания о детстве были однообразными сменами времен года, похожими один на другой как капли воды. Отец часто исчезал из дома на охоту с соседскими мужиками, возвращаясь только через два-три дня, а на моей матери держался весь наш дом, с огородом и птичником на десяток кур. Моей работой по хозяйству – была рыбалка и сбор ягод и грибов на узкой полоске леса между отрогами и нашей деревушкой. И еще, конечно же, мелкие и разнообразные хозяйские поручения от матери и отца, которым всегда было нужно срочно помочь, принести что-то или сбегать к деду по какому-то весьма неотложному делу.

В тот день, который сейчас всплыл в моих воспоминаниях, пока я шел по дороге в Штормхольд, ранним утром, отец собирался на очередную охоту. Мать хлопотала по дому, а я, пользуясь тем, что никто из родителей меня пока ничем еще не озадачил, сгреб удочку и банку, вчера вечером наполненную свежими червями из нашей компостной ямы, и направился к ближайшей речушке. Идти было недалеко, за частоколом огораживающий нашу деревню, начинался пологий подъем к предгорным холмам, между которыми и проложила свое русло наша речушка с характерным названием – Ледянка. Она, как всякая горная река, была быстрой и холодной даже летом. Зимой она никогда не замерзала. Поэтому на нашем столе, в течение всего года, практически через день было какое-нибудь рыбное блюдо – уха из окуней или щуки, или же жареная красноперка с вареной картошкой из нашего огорода.

– Драгорт, к обеду чтоб был дома! – Крикнула мне в след мать.

Солнце, едва поднявшееся над горизонтом, по-весеннему слегка припекало, журчание Ледянки навевало спокойствие, поэтому мои шаги были неторопливыми и легкими. Я шел к небольшому омуту, образованному на одном из многочисленных поворотах реки, где практически всегда можно было наловить окуней.

Сначала я услышал треск костра и негромкий говор с характерным акцентом жителей болот.

– Ну что, все подошли? – Спросил кого-то коренастый человек в кожаном легком доспехе с коротким мечом на широкой перевязи.

– Нет, нужно еще минут десять – пятнадцать. На позициях пока только скауты, – ответил ему хриплый голос, принадлежащий пожилому худощавому человеку в черном плаще.

– Главное чтобы их не заметили, иначе запрут частокол, и нам придется брать селение штурмом!– Вновь заговорил первый.

– Не бойся, с хриплым смешком ответил второй, – накину сейчас полог отрицания, даже птицы нас не увидят. Проскочим внутрь прямо через ворота, словно тени, да и рано еще, в деревне спят сейчас все!

Душа моя с треском провалилась в пятки. Я стоял, скрытый от говоривших болотников жидким прибрежным кустарником, а страшные мысли заморозили мое сознание:

«Это нападение!» – Догадался сразу я. – «Снова болотники пришли за нашим добром!» Наконец немного оттаяв, я начал очень медленно, шаг за шагом, осторожно отступать в сторону деревни, моля Восьмерых, чтобы под ноги не попалась сухая ветка:

«Нужно быстро добежать до дома старосты и если он дома, то рассказать о готовящемся нападении!» – И я побежал, что было сил назад, в деревню.

Вбежав в деревню через заднюю калитку частокола, я сразу понял, что опоздал. В деревне уже были чужаки. Разномастно одетые, грязные, лохматые, но неизменно вооруженные холодным оружием самого разного вида и качества, они с воплями и гиканьем, небольшими группами, носились по деревне, убивая и калеча всех, кто оказывал им сопротивление. Наши ополченцы, застигнутые врасплох, не успели закрыть частокол и не смогли наладить организованную оборону. Не смогли, да и не умели толком. По сути, пиком их навыков – было из года в год отстреливаться из луков и метать дротики из-за частокола, да рубить руки и головы лезущим к ним через него бандитам.