У дальней стены что — то шевельнулось, послышался сдавленный стон. Вампир в мгновение ока очутился возле пленника, сдернул со стены факел и поднес пламя к лицу изможденного человека, вглядываясь в его прищуренные глаза. Пленный был невероятно худой, в грязной темной рясе, его запястья сковывала толстая металлическая цепь. От малейшего движения она издавала громкое лязганье, звук подхватывало эхо и наполняло подземелье сотней звуков. При виде своего мучителя человек в рясе испуганно отпрянул к стене, пытаясь вжаться в холодный камень и стать как можно незаметнее. В расширенных карих глазах мужчины плескался неподдельный ужас, губы мелко дрожали.

— Ты еще жив, — насмешливо произнес вампир, с презрением оглядев пленного, — это плохо для тебя, святой отец. Очень плохо.

— Что... Что Вам нужно? — дрожащим голосом просипел пастор, сотворяя свободной рукой крестное знамение, хотя и понимая, что это ему ничем не поможет.

Его недруг явился мучить его. вампиры сделали его своей пищей, они безжалостно испивали его кровь и истязали несчастного священника, глумясь над его жалкими попытками призвать на помощь Бога. Но в этот раз — он чувствовал, Богдан явился не за тем, чтобы утолить свою преступную жажду. И это вселило в сердце пастора еще больший ужас.

— Лучше сразу убейте, — прохрипел пленник, из последних сил стараясь не лишиться сознания. Показывать свое поражение перед этими тварями он не хотел.

Хриплый, неприятно резанувший слух смех резко затих дребезжащим эхом. Богдан притянул голову пастора к своему лицу, намотав длинные спутанные пряди на кулак и наслаждаясь болью, причиняемой жертве. Цвет глаз вампира превратился в пугающе-чёрный, красивое лицо устрашающе искривилось, хищно сверкнули острые клыки.

— Подохнуть ты всегда успеешь, мразь, — прошипел он, — говори, где вы, служители Церкви, прячете Перстень?!

— Боже правый, спаси и сохрани, отведи от скверны, очисти помыслы, — бормотал священник, отводя полные страха глаза от отвратительного создания. Он чувствовал, что умирает, но Бог почему — то не желал смилостивиться и не забирал его душу из этого грешного мира. Впереди вновь ожидало лишь мучение.

— Что ты там лепечешь? — обманчиво ласково протянул вампир, еще ближе склонившись к окровавленному лицу пастора. Запах крови будоражил разум, заставлял обостряться инстинкты, но Древний умел контролировать их.

— Убейте меня, — прохрипел отец Эрнест, корчась от невыносимой боли, раздирающей его покалеченные внутренности.

— Где перстень? — повторил вампир, переместив ледяную ладонь на его горло и сильно сдавливая. Упрямство человека начинало приводить его в неистовство.

— Какой перстень? — пастор тянул время, прекрасно понимая, что именно так рьяно ищут эти дьявольские отродья.

Нельзя, убеждал он себя, нельзя позволить им добраться до реликвии, упрятанной в Ватикане, иначе миру людей придет конец. Не для того они сотню лет уберегали невинное человечество от посягательств вампирских тварей.

— Ты принимаешь нас за дураков, смертный, — неожиданно спокойно произнес Богдан, отпихивая пастора и выпрямляясь.

На его лице мелькнула загадочная усмешка, — ты ненавидишь все, что связано с нашей расой и мечтаешь истребить род Дрэкула до последнего вампира. Я знаю. Так пусть же твой Бог, которому ты поклоняешься, отпустит тебе грехи. Ты станешь одним из нас!

Щелкнув пальцами, он равнодушно отступил, наблюдая за тем, как из глубины полумрака выступает невысокий юный с виду вампир. Но в этот же миг пастор, изловчившись, резко вскинул руки и поднес торчавшие острыми краями звенья цепи к своему горлу, распарывая его и дергаясь в предсмертных конвульсиях. Темная кровь хлынула на каменный пол, забрызгала края мантии Богдана и стены. Он яростно зашипел, подскочил к умирающему человеку, но было поздно. Глаза пленника закатились, на губах пузырилась кровавая пена. Он был мертв, обмякнув возле стены и свесив голову на обагренную кровью грудь.