Княжичи не зря поставили меняльные столы и временную конюшню между колодцем и спуском с княжьего холма. Со всех концов деревни было удобно идти, и лошади в стойлах под присмотром, всегда можно сена им дать и попоной на ночь накрыть, а утром снять и блином побаловать.

Очередная семья, кинув к ногам Масленицы новые узелки с порванным рушником или обувкой, шла на торжок.

У обменных столов гомонили бабы и мужики, большинство пришли приглядеться к будущим родственникам и посплетничать.

Все суетливо раскладывали платовья[46] девичьего рукоделия, с десяток рубах на каждую погоду, мужские порты, плетёные пояса, скатерти, постельное бельё и половики. Отдельной кучей складывали пуховые подушки, меховые и очёсные[47] одеяла.

Сыновья-женихи из Непорово не спеша выкладывали на столы-лавки вязанные сети, связки силков из прочных ниток, валенки с узорами, черевики и даже зимние поршни со вставками и стельками, расшитые тонкими кожаными шнурами.

Парни из Явидово хвалились деревянной посудой – от ложек и блюд, до липовых братин[48] в виде лебедей с висящими по бокам ковшиками. Молодой Итир Бортник, что резал по дереву посуду и, как он называл «безделушки», радовался, надеясь помочь семье. Его ложки с ручками-кониками и игрушки, быстро обменивались. А он резал и медведей, и коней, и уточек, и маленьких чуров Мокоши и Рожаниц.

Особенно хороша была резная посуда у Ратибора, супруга Любаши. Она сидела рядом на скамейке, держала руки на большом животе. Уверена была, что родится девочка. Её, помощницу, она ждала с особенной надеждой, первыми появились двое мальчишек. Посуду Ратибора рассматривали недолго, менялись часто. Довольная Любаша скрывала улыбку, боялась сглаза. В торговлю хотела было влезть свекровь, но Любаша отослала её готовить обед.

– Иди, Ясыня, не мешай, а то своим жадным взглядом отпугнёшь гостей.

Семья Неохота вывалила на стол мешки с сушеными яблоками, дулями, вишней и ягодами. Уж очень у них был большой сад. Сам Неохот, мужик здоровый и самый в деревне медлительный, больше всего любил летом лежать под яблоней и резать из костей или рогов бычка и козлика обереги, зверьков, цветочки или чуры богов. Но меняли у него чаще крючки для рыбы и шила.

Приехавшие первыми парни и мужики из Глин, конечно же, привезли горшки, плошки и другую посуду. Отдельными рядками у них стояли игрушки – оленята, собаки и птички-свистульки. Свистулькам нужно было дуть в хвост, и они переливались трелями, каждая на свой лад из-за разных сушеных горошин, или ореха, вложенных во внутрь игрушки.

Из Рудых Болот гости со звоном клали на доски прилавков ножи, боевые мечи, скобы и гвозди, наконечники для стрел и сковороды. В стороне складывали округлые серпы, длинные косы, кочерги, насадки на сохи и бороны, горбуши[49]. Многие парни из Явидово и Бабино хвалились плетёными туесами, мордами[50] и корзинами всех видов – от лукошек, до хлебниц и дровяниц[51].

На обмен бабы вынимали из кожаных мешков узелки с крупой, кусками сыра или масла, куриные и утиные крупные яйца, и блины. Много-много блинов из муки всех круп. Поливали их сверху сметаной, кислым вареньем и мёдом, у кого он остался.

– Соли нету, – переговаривались бабы.

Домовитая тётка Пчела, ставила на прилавок мёд в туесках, воск и пергу[52]. Она надеялась найти невесту старшему сыну Ходогону и внимательно смотрела по сторонам на приезжих девушек. Про Ходогона все знали – он посыльный у князя Переслава и без куска хлеба не останется. Вот только с домами у Бортников было трудно, один разваливался от старости, другой был слишком маленьким. Братья спали на полу вповалку. Но уж если появится супруга, то старший сын обязательно будет строиться.