Гуляли неделю. За это время Умила обследовала всё хозяйство и отослала по деревням бывших жен Переслава, дав за каждой хорошее приданое – от сундуков с одеждой и постельным бельём, до коз и овец. Ещё она велела огородить усадьбу новым частоколом из высоких брёвен.

С нею никто не спорил, сразу стало понятно – приехала хозяйка. Правда, старшая жена – Влада, привыкшая чувствовать себя здесь главной, возмутилась. Даже приказала урезать продукты для гостей на обед и завтрак, и зерна и овощей их коням в последующие дни, но Умила, не угрожая, не повышая голоса, спокойно сказала, глядя в глаза взрослой женщине, на полголовы ниже её:

– Утонешь. Даже если не пойдёшь купаться, всё равно утонешь.

Вместе с Умилой в Явидово приехало пятеро дружинников, все, как один, здоровые и послушные княжеской воле, и Влада поверила обещанию. К тому же Ведунья тихо нашептала ей: «Уезжай, Влада, не гневи Рода и Мокошь, они на стороне княгини».

Забрав на три овцы больше, чем другие, и лучшего коня, Влада уехала в далёкую деревню, проклиная Умилу, Переслава и своё неприглядное замужество.

К концу того лета из пяти дружинников, сопровождающих княжну, четверо вернулись в Сукромлю, но один остался – Ведогор. Сама Ведунья сосватала его за Домославу.

– Иди в примаки, не сомневайся. Хозяйство крепкое и Богуслав, первый сын Снежаны, хороших кровей. Это сейчас Снежана бабка, а была первой красавицей, мыльницей у отца Переслава. Родила сына от какого-то гостя. Переслав считает Богуслава своим другом, помогает. И Домослава проверенная, не порченая, не бесплодная, две дочки-близняшки у неё, и тебе нарожает.

Домослава понравилась Ведогору. Статью и ростом она напоминала ему тогда ещё княжица Умилу, в которую он был влюблён с детства. И дом понравился достатком, и будущая тёща, и девочки-близняшки… Ведогор заслал сваху.

На обеде вместе с князьями за столом сидели его трое сыновей, маленькая дочка Цветана, прижитая от красавицы постельничьей, старый и жилистый Волхов Ветер и младший брат Переслава, Мстислав. Других бояр из дружины к обеду не пригласили, они слишком надменно себя вели и с Переславом, и с Мстиславом, считая их выскочками из-под юбки Умилы.

Одет Волхов Ветер был по-особенному. Ходил круглое лето[31], в мороз и жару, в шерстяных портах и в длинной, ниже колен, шерстяной же рубахе, снизу доверху расшитую знаками всех родных богов. Поверх рубахи на деревянной цепи висел знак Сварога: спил дубовой ветви с восемью загнутых по солнцу лучей – Коловрат; рядом висел знак Перуна – небольшой железный топорик; и третий оберег – серебряная подковка, знак Даждьбога.

В дождь Волхв накидывал на плечи рогожу с наголовником, а в морозы длинный кожух из шкуры взрослого тура, истёртую до блеска овчинную шапку, а подпоясан был простой верёвкой. Ел Ветер мало, пил только колодезную воду. Вот и сейчас перед ним стояло блюдо с гороховой кашей и высокий бокал с водой.

За обедом дети Белогора почтительно молчали. Здесь ели каждый из своей обеденной посудины, глубокой, с двумя ручками. У старших стояли расписные глиняные, у младших – деревянные, иначе они их быстро колотили.

В поварне, с запотевшими стеновыми брёвнами, легко вместился бы дом бобыля[32] от земли до крыши, и поэтому огромную печь приходилось топить день и ночь.

– Белогор, – голос худого Ветра был мощным и бил в уши. – Ты от разговора не уходи, не забывай про деяния Лихвы в Рожне, расскажи Переславу. Полгорода пожгли, пока крестили народ. Всё погорело.

В столовую, стуча подкованными сапогами, вошел молодой дружинник в накинутом на кожаную рубаху тулупе. На его поясе висели меч и кистень