. Эта проблема нуждается в дальнейшем изучении.

Некоторые исследователи допускают существование зародышевого аппарата власти в племенных княжениях44, постепенном формировании княжеской, отделённой от племенной, сокровищницы. Но представляется ошибочной мысль, будто бы в них существовала социально обособленная потомственная знать с князем и его дружиной45, – для времени, предшествовавшего образованию государственности, это трудно представить. Ведь резкое и окончательное отчуждение власти от народной массы принадлежит к главным признакам государства. Точно так же модернизацией исторического процесса в VI–VII вв. следует признать мысль Б. Н. Флори, будто бы у славян «уже зарождался институт княжеской власти»46. Действительно, источники, западные и древнерусские, постоянно называют князьями племенных вождей, но это вовсе не означает, что они ими были. Князь в подлинном значении этого термина появится в восточнославянском обществе лишь тогда, когда начнёт рождаться государственность.

Племенные княжения не были начальной формой восточнославянской государственности, это ещё догосударственные объединения. Вместе с тем они стали фундаментом образования государственности и непосредственными предшественниками первого настоящего государства, возникшего в Среднем Поднепровье в середине IX в., и даже сосуществовали с государством.

Источники свидетельствуют, что племенные княжения сохранились после того, как Древнерусское государство уже возникло. Они входили в его состав. Можно считать, что по меньшей мере до конца X в. Киевская Русь была своеобразным федеративным государством. Вплоть до последней четверти XI в. существовало племенное княжение вятичей, о подавлении сопротивления которого и присоединении его к государству рассказывает в своём «Поучении» Владимир Мономах47. Другие завершили своё существование на сто лет раньше. Древнерусское государство складывалось в процессе подчинения и инкорпорации племенных княжений. Но, даже войдя в состав державы, эти княжения долгое время владели заметной автономией, в чём убеждают свидетельства летописи о военных предприятиях киевских князей конца IX – первой половины XI в.

Когда Олег отправился с русского Севера на Юг овладевать Киевом, он «поим воя многи, варяги, чудь, словени, мерю, весь, кривичи»48. В поход вместе с Олегом пошли представители тех славянских и неславянских племенных княжений, которые ещё до утверждения варяжской династии на Руси образовывали конфедерацию. Выходцы из тех же княжений двинулись в составе войска Олега на Царьград в 907 г., а вместе с ними «и деревляны, и радимичи, и поляны, и северо, и вятичи, и хорваты, и дулебы, и тиверци, иже суть толковины»49. В летописном отрывке названы главные племенные княжения, признавшие к тому времени власть киевских князей.

Признание было вынужденным. Поведав о том, как Олег заставил радимичей платить дань ему, а не хазарам, Нестор завершает эту историю словами: «И бе обладая Олег поляны и деревляны, и северяны, и радимичи, а с уличи и теверци имяше рать»50. Летопись донесла до нас яркую и эмоционально напряжённую картину сколачивания государства киевским князем. Эта картина отличается динамикой: одни племенные княжения уже покорены, обложены данью, с другими ещё воюют. То же самое происходило при преемнике Олега Игоре.

Когда в 943 г. Игорь выбрался проторённым его предшественниками путём на Царьград, он «совокупив вои многи, варяги, русь, и поляны, словени, и кривичи, и теверьце, и печенеги наа»51. Количество племенных княжений, поставивших воинов Игорю, заметно уменьшилось в сравнении с названными в войске Олега. Тиверцы уже не толковины (союзники), а упомянуты среди представителей других княжений, вошедших в состав молодой державы. На мой взгляд, это объективное свидетельство в пользу неуклонного развития процесса консолидации Древнерусского государства, последовательно поглощавшего племенные княжения.