Так для солдат 13-й роты заканчивался день 2/15 августа 1914 года, когда они впервые увидели, как гибнут их товарищи, впервые убили врага. Солдатам других рот Юрьевского полка, как и солдатам Уфимского полка, уже скоро также предстоял бой, предстояло идти под пули и стрелять во врага.

14-я рота в течение всего боя оставалась в резерве и прикрывала артиллерию.

Это был не единственный произошедший в тот день бой. Уже по всей линии соприкосновения 1-й армии с противником шли столкновения. Пока они носили разведывательный и тактический характер с обеих сторон. Один из очевидцев боя 2/15 августа 1914 года у города Сувалки[47], скрываясь под подписью «Любящая дочь твоя Надя Бобина», так описывал в письме в Петроград впечатления о разворачивавшихся на его глазах событиях.

«Здесь мы в хорошем положении. Ночью был бой. Наши взяли Маркграбово[48] и отодвинули немцев вёрст на 20. Потери наши 2 гусарских офицера Сумского полка, да ещё офицер Стрелкового полка Щука и вольноопределяющийся. Раненых привозят после каждого боя возами. Но немцев гибнет много больше. …Наша дивизия …была в боях против Эйдкунена[49]. Убит ротмистр Масленников и один корнет запаса. Сегодня через Сувалки прошло 40 000 войск, об этом мне сообщил комендант. Сегодня и завтра будет бой. Недавно над нами летал немецкий аэроплан и его усиленно обстреливали. Город вымер. Много от страха сбежало и стыднее всех соборный священник, который увёз ключи от собора. Губернатор тоже 20-го бежал в Олиту»[50].

В письме ощущается дух оптимизма и приподнятое настроение его автора, так характерные для периода начала войны.

Точно об этих патриотических чувствах, охвативших армию, писали авторы и других писем. Неизвестный, скрывшийся за подписью «твой Александр», писал в Харьков в начале августа 1914 года: «Мы действуем на границе Германии, а что собою представляет германская армия – всем известно это не сброд, а хорошо организованная и отлично обставленная армия. Вот почему все, от мала до велика, относятся к этому предприятию как к серьёзной работе. Повторяю, что сознавая всё это, все мы твёрдо уверены и надеемся, что Бог пошлёт нам вполне заслуженную победу. Допустить обратное не позволяют ни сердце, ни разум.

…Я против немцев питаю такое чувство ненависти, что готов даже на зверства и такое общее мнение и чувство. Хочется проучить зазнавшихся колбасников и надолго отбить охоту от авантюр. Что будет – одному Богу известно, но хочется верить, что Бог не в силе, а в правде»[51].

В другом письме, адресованном жене, полковник Яндоловский из 6-й кавалерийской дивизии 2-й армии генерала А. В. Самсонова также отмечал подъём патриотизма охватившего российское общество: «Конечно, враг серьёзный, но уже не такой, чтобы с ним не справились, и у всех наших полное убеждение в окончательной победе. Весь народ сочувствует этой войне, все идут с охотой на немцев»[52].

Эти и другие перлюстрированные письма, из которых мы можем сегодня узнать о чувствах и мыслях, о тревогах и волнениях людей, оказавшихся в те уже далёкие от нас дни лицом к лицу с грозными событиями войны, сохранились в фондах Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА) благодаря «Временному Положению о военной цензуре», введённому в России именным указом императора уже 20 июля 1914 года. По «Положению» военной цензуре подвергались все почтовые отправления, а при необходимости они изымались[53].

В целом военная цензура справлялась с возложенными на неё обязанностями. Но не обходилось и без казусов. В своих воспоминаниях выдающийся русский и советский учёный А. Н. Крылов