Но отнюдь не логикой я чуяла, что это – тот самый дракон, а скорее спиной, кожей за ушами, волосками на шее, поднявшимися как от мороза…

Замерев, я боялась обернуться, ведь пока существует неизвестность, есть надежда на ошибку. Звуки зала совсем потерялись. Их глушил стук сердца – чей? Мой? Разве моё сердце так далеко?

А затем я услышала протяжный выдох – брезгливый протяжный выдох – и дверь захлопнулась. Стук сердца стих, таверна погрузилась в привычный гомон, а в глазах начало темнеть…

– Касс?! Касси! Кассандра!..

Я вздрогнула.

Реми вдруг оказался рядом со мной – перелетел он через стол, что ли? – и испуганно заглядывал мне в глаза.

– Он ушёл. Ты как? – тихо спросил он.

– Н-нормально… – голос скрипел и казался чужим.

– Крылатые, Касс, ты меня напугала…

– Ничего. Замечталась, Реми, как обычно, – я нашла силы улыбнуться.

– Что-то не замечал раньше, чтобы ты, мечтая, уподоблялась меловой статуе с глазами рыбы.

– Всё хорошо…

Я просто не дышала.

– Ла-адно. Румянец уже появился. Жить будешь. Но, похоже, тебе нельзя мечтать, вредно для цвета лица, – Реми свел всё в шутку, и я признательно ему улыбнулась.

Мечтать, как мечтать, а вот приближаться к одному драконису мне нельзя категорически. Хотя может я просто ошиблась, что немудрено под впечатлением от дневной встречи, и это не он? Не драконис?

Не Корвин Дальсаррх.

– И чего он тут забыл? Драконы – не ходят в «Сосну», не их уровень, – донеслось до меня.

Всё-таки дракон. Но мало ли драконов в городе?
 

***

Остаток вечера прошёл шумно и пьяно, но без драк, скандалов и – залётных драконов. Реми даже вытащил меня танцевать. Он вообще больше не отходил от меня, и забытые девчонки поддразнивали его, а я отдалась веселью, насколько хватало моих сил, смеялась и плясала как сумасшедшая.

Это помогало мне не думать.

Не думать! Танцевать!

Ближе к полуночи «наши» начали разбредаться, и Реми предложил провести меня домой.

– Как в старые добрые… – красивые губы улыбались, а хитрые глаза заглядывали в мои. Хорош чертяка.

– Как в добрые, – положила руку на его локоть. – Правда, тогда мы не ходили степенной парочкой, а носились так, что крыши на домах подлетали…

– Бежим? – хмыкнув, друг перехватил мою ладонь своей и сорвался с места, увлекая за собой по ночной улице…

Мы ныряли в темноту и выныривали в озерцах света под фонарями, единственными источниками света в безлунное время ночи. Мы смеялись, что-то выкрикивали, вспоминали детские проделки, прятались под раскидистыми софорами, возвышавшимися над местными коттеджами. Это было странно, а уж как смотрелось со стороны – страшно подумать! – но мне было очень весело и легко. Словно я вернулась в то время, когда готова была поведать Реми все свои тайны.

Сумасшествие чистой воды.

Домик, где дядя снял мне комнату, показался слишком быстро, и мы остановились на противоположной стороне улицы, тяжело дыша и хохоча. Реми заметил движение в окошке на первом этаже:

– Представляю, какой отчет накропает твой Цербер, – друг уже знал о надсмотрщице, приставленной ко мне дядей.

– Обязательно, – прыснула я. – Ещё и приукрасит действительность.

– Может… – Реми запнулся, а улыбка его померкла, он даже прикусил губу, а затем порывисто притянул меня к себе за руку, которую так и не выпускал всю дорогу. – Может, дадим ей… нормальный повод… для сплетен? – шёпот в ухо и так действовал на меня неоднозначно, а прерываемый жарким дыханием – и вовсе на какое-то время вымыл из головы все мысли.

Лишь мерцали в свете дальнего фонаря глаза напротив, и тёплая рука, разгоняя сонм мурашек под шёлком блузки, скользила по спине снизу-вверх. Мои губы горели в жажде неизведанного, а руки так и тянулись обнять стоящего рядом Реми, мою первую, такую наивную и такую искреннюю любовь. Обнять, прижаться, открыться…