Когда дело уже подходило к самой кульминации и тролль загадал пастушку первую загадку, Дара вдруг резко приглушила связь.

«Я сама буду думать!» – успел уловить Дима и невольно рассмеялся.

– Где Дара? – раздался рядом недовольный голос Лазаревского.

Профессор взирал на Диму с уже почти привычным неодобрением.

…В день комиссии – и всех последующих событий – Дима с ним так и не пересёкся. А когда профессор приехал в следующий раз, три дня спустя, то окинул Диму разочарованным взглядом, покачал головой и так и ничего не сказал, предпочтя общаться со Стрельницким и Дарой.

Алла не приехала вовсе.

…ну, Дима не мог её винить.

– Да тут Дара, – он мотнул головой в сторону окна. – Я ей книжку читаю.

– Книжку?.. А, по связи?

– Ну а какие ещё варианты, – буркнул Дима.

Взгляд Фёдора Иоанновича смягчился.

– Вы можете сделать перерыв?

Дима прислушался к Даре и пожал плечами:

– Думаю, да.

Профессор вышел на крыльцо, и Дима, застегнув флиску, поплёлся за ним.

– Аллочка взяла… паузу, – даже как-то виновато сказал, обернувшись, Фёдор Иоаннович, и Дима передёрнул плечами, показывая, что ему вообще никакого дела до Аллы нет.

…ну ладно, было досадно, конечно.

Но эта досада была больше на себя.

Дара, которую оторвали от размышлений, сначала недовольно буркнула своё коронное «Тихо!» – но, увидев профессора, обрадовалась и вскочила.

– Привет! А знаешь, что из… из земли растёт, но не вырастает, засеивает снегом и… и…

– Снегом засевает да камнями плодоносит, – подсказал Дима.

– Да! И камнями плодо-носит!

Лазаревский удивлённо замер. Дима фыркнул.

– Не подсказывай! – рявкнула на него Дара.

Тут уж Дима не выдержал и заржал в голос.

– Вообще молчу!

– Дай подумать… – Профессор с крайне сосредоточенным видом почесал затылок, но Дима видел, что седые усы у него подрагивают в предательской улыбке. – Может, каменный дуб зимой?

– Неправильно! Это гора. Я точно знаю! А снег и камни – это лавина, я видела!

…вот сейчас она как ляпнет про горы Илариона, то-то Стрельницкий заинтересуется.

Уловив Димино недовольство, Дара тут же переключилась на него:

– Дима, да? Да? Я угадала?!

– Угадала, угадала, – успокоил её Дима, и Дара гордо встопорщила гребень, приосанившись.

По связи на Диму хлынула радость-гордость-торжество Очень Догадливого Дракона, который справился с детской загадкой без подсказок партнёра, – и он охотно отозвался одобрением.

– Это ведь из сказки про пастушка и тролля? – с улыбкой спросил профессор.

– Да! – обрадовалась Дара. – Зна… знаете?

Это Дима аккуратно попросил её перейти на «вы».

– Я её ещё дочкам читал, когда они были маленькие… и внуку потом. А вы, значит, уже до самостоятельного разгадывания загадок дошли? Молодцы! – Он обернулся к Диме. – А что это на Даре такое надето?

Дима окинул взглядом конструкцию из массивных ремней, охватывающих шею и тело между передними лапами и крыльями. За холкой на них крепилось импровизированное седло-скатка.

Не самая изящная конструкция, что говорить, – но со своей задачей, случись чего, справится.

– Сбруя. Мы… тренировались с утра.

– Дара, тебе не мешает?

– Конечно, нет! Я ведь Димин дракон, не ничейный. А Дима мой пилот, он знает, как сбрую делать!

…Дима правда очень старался не «суфлировать». Но Дарина речь всё равно резко усложнилась, стоило восстановить связь.

А Лазаревский слушал Дару внимательно, кивал, расспрашивал о прочитанном – и Дима поймал себя на том, что наблюдает за ними с чрезвычайным умиротворением.

Ушла неуютная тревога, и Большой мир затих и больше не лез никуда. Можно было просто сидеть на перилах крыльца, любоваться Дарой, успокаивая её, если что-то не получается, и курить – медленно, мелкими вдохами, – выданную Сергеем Александровичем сигарету.