Не удержавшись, я вскрикнула, а потом принялась ощупывать себя. Точно! Это тело не моё! Так же как и мир! Дорога, потом светящийся шар с его заманчивым предложением вернуться к жизни и, наконец, новый мир. Как же много мне надо узнать!

Лихорадочно размышляя, я продолжала осмотр новой себя. Однако я успела рассмотреть лишь длинную прядь светлых волос вьющихся до самой талии, как вдруг моё лицо обожгло. Голова мотнулась от удара, и я застыла.

Звук пощёчины разлетелся эхом по спальне, но мне всё ещё не верилось, что этот тип с тростью посмел сделать нечто подобное.

– Совсем разум потеряла? – прорычал мне в лицо мужчина… нет, не просто мужчина, а отец.… Да, точно, сейчас передо мной не кто иной, как великий эрцгерцог Лайнел Ривьер, а я теперь его дочь. Вот так знакомство…

Прижав ладонь к горящей щеке, я ошарашено посмотрела на родителя. Он двинутый? Бить своего ребенка, да ещё и по лицу на глазах у, кажется, главной экономки и горничных? Мало того что ввалился в спальню, игнорировал меня, предпочитая разговаривать только с экономкой, а потом руки распустил?

Возмущение волнами стало подниматься внутри. Я зло сузила глаза и одарила дражайшего папочку очень красноречивым взглядом. Конечно, такое не осталось незамеченным.

– Судя по всему, Альма, – угрожающе протянул отец, – пора тебе напомнить, почему не стоит меня злить.

В этот раз я уже ожидала удара и готовилась увернуться от тяжелой оплеухи, но как оказалось, великий герцог больше не собирался марать руки.

Моё предплечье взорвалось от боли, а с губ сорвался непроизвольный вскрик. Эта скотина в расшитом золотом камзоле ударила меня тростью! Набалдашник блеснул в свете, льющемся из высоких окон, и медленно вернулся в руку хозяина.

Пусть эта ситуация была для меня незнакомой и дикой, но тело настоящей дочери этого урода прекрасно всё помнило – мышцы поспешили сжаться, к горлу подкатил ком, а тело забила мелкая дрожь. Перед глазами стали мелькать похожие случаи, и все они заканчивались одинаково: девичье тело, сжавшееся в комочек, тихие всхлипы и липкий страх в ожидании нового удара.

Только идиот не боится боли, но я прекрасно знала, что если стерплю, сожму зубы и подставлю другую щеку побои продолжатся. Меня такое не устраивало. Я собиралась жить в этом мире, в этом теле и не собиралась позволять так с собой обращаться!

Рука пульсировала, кожа на щеке горела, но это казалось неважным, потому что поднимающаяся во мне ярость сметала всё на своём пути. Она багровым полотном опустилась на мои глаза, лишая здравого смысла и всего человеческого.

Последними моими внятными словами были:

– Ну, всё, скотина, ты доигрался. – Больше я не видела человека. Теперь передо мной было нечто гораздо хуже животного, и с такими надо разговаривать только на их языке. Все эти умники с их «не опускайся, будь выше этого» идут лесом, потому что реальная жизнь не поддается таким простым правилам.

Всё тело превратилось в струну, а потом мои пальцы сомкнулись на резных ножках ближайшего стула.

Раздался оглушительный треск, за которым последовало сожаление, что вроде бы тяжелый предмет интерьера оказался таким хлипким, что разлетелся, встретившись лишь разок со спиной папочки. Ничего, ножки оказались на удивление прочными – всегда мечтала научиться играть на барабанах, и чужой хребет позволил исполнить это заветное желание.

Герцог вопил, пытался отбиваться, но куда там – его угасающая сила против взбесившейся меня.

Жаль, что всё веселье прервал стройный визг отмерших служанок, на который примчалась стража. Приступ щедрости потребовал и их “наградить”, ведь не один воин ни разу не заступился за бедняжку Альму.