Мой Луноход отрывается, приподнимает голову и удивлённо заглядывает мне в глаза. Но ничего не спрашивает. Выходит из меня. Осторожно, не спеша. Снимает презерватив. Ювелирно точным движением.

– Я приготовил тебе ванну. Как ты и просила. С солью.

Какой он милый. Заботливый. Я знаю: он очень любит после секса долго стоять под душем, но сейчас жертвует собственным удобством ради моего.

– Спасибо, – поднимаюсь я с постели и целую его в гладко выбритую щёку. – Ты даже не представляешь, как мне это сейчас нужно.

И уже в ванной, погружаясь в восхитительно тёплую воду, вдыхая ароматизированные пары, понимаю, что не смогу расслабиться.

Я провожу пальцами между ног. Откуда-то накатывает запах морозной свежести и яростно знойных пустошей, где летают драконы.

Я глажу себя, ласкаю. А в голове – эти бёдра, что толкнулись в меня властно и требовательно. Упруго и напористо.

Внутри зарождаются вихри. Снова и снова ощущаю этот первобытно-необузданный жест – животный и взрывной. Я следую за ним бесстыдно и откровенно, пока меня не накрывает оргазм – сумасшедше бурный, до молоточков в висках. Я кусаю губы, чтобы не кричать. Я содрогаюсь, корчусь, погружаюсь в воду с головой, выныриваю и хватаю воздух ртом. И наконец-то расслабляюсь. По-настоящему. Смываю с себя все печали.

Из ванной я выхожу, как Венера из пены морской – довольная и удовлетворённая. Егор сидит на кухне. Приготовил чай. Он немного горбится, и эта его беззащитная поза тревожит меня. Внутри что-то неприятно колет. Беспокойство.

– Эй, Луноход, – ерошу его волосы, – не притворяйся Роденовским мыслителем. И давай, колись уже, что тебя заботит.

– Пей чай, Ника, – подвигает он ко мне чашку. Я невольно вдыхаю запах мяты и мелиссы. Всё, как я люблю. Он ставит передо мной тарелку с бутербродами, но я только качаю головой: уже ночь, и лучше потерпеть до утра. Внимательно смотрю в его лицо. Меж бровями пролегла вертикальная чёрточка – неглубокая, но явная. Жду, когда Егор расскажет мне, что же его тревожит. И он поднимает глаза. Зелёные, с янтарными крапинками. Ясные, но грустные.

– Они потребовали вернуть долг до конца месяца, Ника.

Я вздыхаю и зажмуриваюсь. Оказывается, этот длинный сумасшедший день ещё не закончился. Безотчётно провожу пальцем по краю чашки. Накручиваю круги, пытаясь сосредоточиться.

– Одиннадцать дней, – говорю я и улыбаюсь. Смотрю ему в глаза открыто и изображаю уверенность. – Целых одиннадцать дней. Почти две недели. Прорвёмся.

Драконов

Я прихожу в офис первым. Занимаю наблюдательный пункт. У меня есть план. И я не желаю давать им спуска. Но выстроить персонал в шеренгу и объявить: всё, дорогие мои, сушите вёсла и сухари – не мой метод. Тем более, что дела агентства не так плачевны, как я думал. Заслуга ли это коллектива или мудрого руководства Кристины Генриховны – вопрос десятый.

Аргументировано, веско, жёстко – так я хочу провести реорганизацию, а не как царёк, который делает то, чего левая нога желает. Тем более, мне выпал этот шанс: поступить по-своему, как считаю нужным. Получить опыт, не оглядываясь ни на кого, не чувствуя дыхания в затылок и не выслушивая снисходительных советов. Хватит. Наелся.

У нас семейный бизнес, и до недавнего времени отец контролировал каждый мой шаг: поучал и оценивал. В этот раз я выборол право действовать самостоятельно. И ни за что не упущу возможность расправить крылья и дальше жить собственной жизнью. С недавнего времени я стал тяготиться родительской опекой.

Они сползаются в офис, как зомби: полусонные, вялые, будто ночью на них пахали. Бодро выглядит только Ксения. Она выделяется, как чужеродный предмет. Элегантная, немного отстранённая. И смотрит свысока. Не явно, но со стороны заметно. Интересный контраст.