Арка плавно переходит в уступ. Не в балкон или лоджию, а именно уступ. Кусок огромного камня просто торчит из стены. Возможно, это просто недоделанный балкон и скоро здесь появятся перила или даже плетёная мебель...
Нет. Не появятся.
Стоит выглянуть наружу, как таких уступов находится ещё три штуки. Два справа и один слева. Не верю, что ни один балкон так и не довели до ума. Это что-то другое.
"Путь в иной мир!" — мысленно истерю я, рассматривая с высоты жёлтые поля и зелёные холмы вдалеке.
Немногим ближе, чуть левее, виднеется какой-то мост. Чёрная борозда под ним, навевает мысли о расщелине или вырытом рве. Отсюда толком не видно, но безумно страшно. Там, за мостом, виднеются редкие дома и непонятные строения. Даже маленькие, движущиеся точки.
— Красиво же, скажи?
Не успеваю заметить дочь раньше, чем она оказывается рядом со мной. Лизок протягивает мне стакан с водой, а я не могу пошевелиться. В груди бушует буря.
— Не ходи больше сюда, Лиза. — нервно выговариваю я, пятясь от треклятой арки. — Здесь небезопасно.
— Мама, я уже не маленькая. — заявляет моя козявка, обиженно надув губы. — Дядя Драк мне всё показал. Я понимаю, что к краю подходить нельзя. Может голова закружится.
От возмущения я натурально задыхаюсь.
Откуда это всё берётся? Волшебник. Дракон. Дядя... Дядя Драк?!
— Лиза, — строго произношу я, — У дяди Драка, наверное, нет своих детей! Вот он чужими и рискует! — хочу сказать много чего ещё, но не решаюсь.
Может, оно и к лучшему, что Лизка не чувствует опасности? Ребёнок не испытывает страха и не закатывает истерик.
...мне бы хоть немного её настроения и выдержки.
— Я не понимаю. — вздыхает она. — Хочешь сказать, что волшебник злой?
— Неумный. — заявляю я. Раньше, чем успеваю обдумать свои слова, нервно выпаливаю: — А вот его мать очень даже может оказаться злой королевой, Лиза.
Увлекаю дочь за собой на кровать. Сажусь, принимая стакан с водой из её рук, и жадно пью. Лизок смотрит на меня округлившимися глазами, в которых застыл вовсе не страх — любопытство.
Меня беспокоит, что в моё отсутствие, отключку или беспамятство, моего ребёнка кто-то поил, кормил и развлекал. Я и подумать не могла, что я такой паникёр и наседка!
— Спасибо, солнышко. — напившись, произношу я.
Взгляд скользит по родным чертам лица. Курносому носику. Любопытным карим глазкам. Тёмным, расслабленным дугам бровей. Розоватым губкам и гладким, тёмно-русым волосам, переброшенным наперёд. На ней та же одежда — белая футболка, в которой она спала, и короткие джинсовые шорты. Меня это радует.
— Лизонька, — опасливо оглядываюсь, не решаясь произнести страшное, — Нам нужно домой. Как мы сюда попали, ты помнишь, золото моё? — наконец-то произношу я.
Лицо дочери тут же меняется. Становится упрямым и слишком решительным, как для девочки семи лет.
— Я не хочу! — тряся головой, выкрикивает она. — Давай останемся. На немного хотя бы! Зачем нам домой?
С трудом подавляю вспыхнувшее раздражение.
— Лиза, это не обсуждается! — громче нужного припечатываю я.
— Нет!
За считаные секунды моя нежная и ранимая дочь превращается в маленькую фурию и бросается к дверям.
— Лиза, стой! — вскакиваю, бросаясь вслед за дочерью.
Дверь не успевает закрыться. Я выбегаю в широкий коридор и застываю на месте. Осматриваюсь по сторонам, с ужасом осознавая, что Лизы нигде нет.
— Лиза!
Вдалеке слышится грохот. Женский визг и детское: «простите, простите, я не заметила».
Сердце несётся вскачь. В груди холодеет.
Я бегу в сторону, где слышатся бормотания дочери, краем глаза подмечая угрюмые статуи, выставленные напоказ доспехи и холодное оружие у стен.