В вагоне-ресторане мне все очень понравилось, а маме почти все – кроме цен в меню. Мы взяли на двоих порцию солянки и бифштекс с яйцом и двойным гарниром. Владикова мамаша презрительно смотрела, как моя мама разливает солянку из металлической мисочки по тарелкам – думала, что скупердяйничает. А мы с трудом осилили и эти половинные порции. Из солянки я выловил зеленые и черные продолговатые ягодки, попробовал одну – а она соленая! Пока официант нес второе, я их потихоньку сжевал, к удивлению соседей – как это я могу есть такую гадость? Официант это услышал и говорит: “В старое время оливки и каперсы из солянки только дворяне и купцы ели, мальчик-то разбирается!” Владикова мамаша ухмыльнулась: “Да уж, дворяне”, – и явно хотела что-то добавить, но удержалась. А я с тех пор полюбил маслины и до сих пор ем их каждый день.

Проехали мы станции со странными названиями Тайга и Зима, рано утром постояли полчаса в Иркутске, и по карте, которую периодически разглядывали в соседнем купе при моем участии, стало видно, что скоро озеро Байкал. Соседи-офицеры наперебой заговорили о копченом омуле, и проводник их успокаивал: на станции Байкал обязательно его принесут к поезду. Так там остановка-то в расписании не обозначена, переживали офицеры. А проводник уверял, что по красному остановимся как миленькие, не впервой.

От Иркутска поезд шел по берегу Ангары и дальше по Кругобайкальской дороге. В Википедии написано, что главный ход Транссиба перевели с Кругобайкалки на “перевальную” линию в 1949 году, но это неверно. В 1955-м на Восток и через полгода обратно мы точно ехали по Кругобайкалке, а вот последующие разы уже выезжали прямо на станцию Слюдянка. Итак, при подъезде к станции Байкал поезд замедлил ход и, вопреки расписанию, остановился. Проводник торжествующе посмотрел на сгрудившихся в тамбуре офицеров и откинул крышку лесенки: “Товарищи, никуда от вагона не отходить, отправимся без предупреждения!” А никуда отходить и не надо было: местные тетки торговали копченым омулем в связках тут же, приговаривая, что в Слюдянке “заплотите удвое”. По маминой просьбе один из соседей взял связку и на нашу долю. Рыбки были среднего размера, с селедку или крупного окуня, желто-янтарного цвета. Одну мы сразу съели все вчетвером. Владикова мама аж закатывала глаза, но спохватывалась и говорила, что вот у них на Камчатке лосось – вот это да, но и омуль ничего, жалко только, что без пива едим. Стала она поглядывать и на вторую рыбину, но мама сказала, что вообще-то это мы для папы купили, и запрятала связку подальше. Папа и на самом деле очень обрадовался этому омулю, его все сослуживцы расхваливали – а он-то летел на Восток самолетом и не видал еще ни Байкала, ни омуля.

Постояв минут пять, поезд тронулся, и проводник велел закрыть все окна, а то сейчас начнутся туннели и все постельное белье будет в саже. Я ничего не понял, при чем здесь туннели и сажа. Только бывалый Владик начал объяснять, как паровоз дал два длинных гудка, поезд сбавил ход, в вагоне среди бела дня зажегся свет – и мы въехали в туннель. Я успел заметить у въезда часового с винтовкой. И пошли эти туннели один за другим – всего около сорока. В перерыве между ними я подумал, что туннели уже кончились, открыл в коридоре форточку (она в тех старых вагонах откидывалась внутрь) и встал у окна на приступочку. А тут новый туннель – и прямо мне в лицо влетел клок сажи от паровоза и глаза засыпало угольной пылью. Владик чуть не уписался от восторга, но и у него рожа изрядно почернела. Мама потащила меня отмывать в туалет, а туда уже стоят двое чумазых офицеров – они тоже у себя в купе форточку открыли.