– Раненых в лазарет вывозят. – Кошелев кивнул им вслед. – Вишь как, шестерых намертво срубили, троим тоже досталось. Плохо дело, в такой-то вот холод с кровью вся сила из человека выходит.

Пользуясь затишьем, пара десятков самых ушлых казаков сгрудились около подстреленных лошадей ханцев и споро свежевала туши.

– Иванович, тоже бы не мешало мясом запастись, – проговорил озабоченно Кошелев. – Крупа и сухари у нас есть пока, но с мясом оно бы, конечно, лучше было.

– Действуй, Васильевич, – одобрил Гончаров. – Пока коней не подвели и суматоха с посадкой, немного времени у тебя есть.

– Понял. Ваня, за мной. Лёнька, Степан, а вы коней наших примите, как только их подведут.

Второго декабря вся русская колонна зашла с равнины в горы, путь был завален глубоким снегом, и для расчистки Ортнавского ущелья вперёд выслали батальон Саратовского полка и казаков. Но, несмотря на это, войска брели по пояс в снегу при страшных вьюгах и морозах. Солдаты, не имевшие при себе тёплой одежды, гибли в таком количестве, что за шесть дней перехода в горах убыль всего отряда превысила тысячу человек. Сам генерал-фельдмаршал жестоко простудился и лежал на самодельных санях с жестоким приступом ревматизма. Подразделения корпуса пришли в невероятное расстройство, никакого строя уже не было, шли как могли, а у борисоглебских драгун пали все кони, так что они продолжали переход в пешем порядке. Крайнее расстройство Борисоглебского полка граф Гудович приписал нераспорядительности его шефа и отрешил его от должности, а сам полк как бесполезный для войны в Закавказье отправил обратно на линию. На его место взамен были истребованы нижегородские драгуны, составившие позднее вместе с нарвскими кавалерийскую бригаду генерала Портнягина. Так состоялся приход в Закавказье славных нижегородцев. Будь Борисоглебский полк в большей исправности, и нижегородцы остались бы на Моздокской линии, а перед началом Отечественной войны ушли бы в Россию, и Кавказ не стал бы ареной их славных подвигов в течение целого столетия.

Неприятель вслед за отходившим в горы корпусом не пошёл, и Хусейн-Кули-хан даже отправил послание в Тегеран о том, что победил русских под стенами крепости Эривань и изгнал их остатки в зимние горы, где они все и сгинули. Меж тем, теряя людей, корпус двигался медленно в сторону Тифлиса.

– Темнеть начинает, – взглянув на затянутое снеговыми тучами небо, проговорил озабоченно Кошелев. – Привал нужно делать. Дальше пойдём или, может, тут встанем?

Тимофей огляделся, в седловине снега, конечно, побольше, но зато не так ветер задувает, как в том же ущелье. Впереди, шагах в двадцати, валялась перевёрнутая сломанная арба, рядом с ней лежали три уже заледеневших трупа.

– Разгребай прямо тут под стоянку, Федот Васильевич. – Он кивнул головой в сторону повозки. – На ночь нам дров из неё точно хватит, чтобы греться. Лёня, Степан, вы раненых на снег спустите с коней, а потом Васильевичу помогите с обустройством. Потом уж коней все вместе покормим. Пошли, Ваня, покойных хоть немного в сторону отнесём, не дело это, чтобы они прямо на дороге вот так вот валялись.

Ветер бросал снег в лицо, а они с Чановым, натужно дыша, волокли одеревеневший труп к скалам.

– Вот тут и положим солдатиков у камней. – Тимофей указал на видневшиеся из-под снега огромные валуны. – Сейчас и остальных сюда же притащим, а потом их снегом немного закидаем. По весне травой хорошо прикроет, а глядишь, и камнями с оползнем засыплет, всё не в дорожной грязи они будут лежать.

Со стороны темневшей на снегу повозки раздавался стук, и вскоре потянуло дымком. Ребята, расчистив до колена сугроб и плотно утоптав оставшийся снег, постелили на него полог, затем воткнули кол и натянули сверху конусом второй, большой кусок парусины. С прикрытой палаткой, с подветренной стороны, уже разгорался костерок. На него повесили сверху котёл, в котором плавился снег.