– Еду продаешь? Ты ж фермер?

– Да. Что вы хотели?

– Ну, тут это… – Зуб вертел в руках вырванный из блокнота лист, – … ага… Да на, читай сам, чего я парюсь…

По тому, как он замешкался, Феде показалось, что гость не умеет читать. В этом он был недалек от истины. У Зуба за спиной осталось четыре не самым прилежным образом проведенных класса, и читал он по слогам. Федя взял листок и увидел почти каллиграфический почерк Ильича. В записке значилось.

Федя прочитал и прикинул в уме. Зуб поторопил.

– Ну?

– Да почти все есть. Яйца наберем. Филе есть шесть штук. Вчера индейку били. Четыре медальона могу отдать. Сыр, картофель, зелень есть. Соления, не знаю, какие нужны. Есть чеснок, огурцы. Хлеб черный, ржаной. Пара буханок. Типа бородинского. Позавчерашний. Но он долго лежит. Корейки нет. Свежую не дам. Нет сейчас на забой никого. Но есть вяленые и копченые окорока. Нарезка или целиком. А вот курицу и утку бить надо.

– Ну это мы могем. Топорец дай.

– Да чего уж, я сам.

– Ты остальное давай собирай… Сам он…

– Соления? Мясо?

– По банке и того и того. Мяса… Ну накоцай всякого там на пару кило в нарезку, попробуем.

– Хорошо, пойдемте.

Вручая Зубу топор, Федя увидел на его пальцах тату. Исполнение было, как и у того, что умывался у воды. Но здесь Федя отчетливо разглядел паука в паутине и кинжал, обвитый змеей. Два кинжала. Было что-то еще, но он не успел разглядеть, что именно. Утку и курицу отобрал из лучших. Вручил птиц Зубу и ушел в дом ненадолго собирать остальное.

Вышел минут через десять с набранными продуктами и ведром горячей воды. Зуб погрузил убитую птицу в воду. Щипать их самостоятельно он не собирался. Пришлось повозиться. Зуб терпеливо ждал. Ничего не говорил, а Федину попытку спросить что и как пресек подчеркнутым молчанием. Мол, поговорили уже. Щипай вон и молчи. Закончив, Федя хотел уже было объявить цену – обычную, он не собирался уступать – но Зуб опередил. Сложив продукты в сумку, он оставил на веранде (в руки и позже не давал) сумму вдвое больше требуемой. Видно, сколько дали. Сдачи не предусматривалось. После этого он удалился, бросив через плечо.

– Давай, пока.

Федя ответил:

– До свидания.

Он не знал, что лучше: получать такие деньги или все-таки не видеть подобных людей совсем. За ужином он рассказал семье о посетителе, умолчав о прочих своих наблюдениях. В ночи, когда все улеглись, Федя вышел в Сеть.

В первую очередь он разыскал татуировки, поскольку чувствовал, что именно в них кроется ответ на мучившее его беспокойство. Правда, увиденное не успокоило, а заставило обернуться – спит ли Даня и нет ли не дай бог поблизости детей. Паук был знаком грабежа, а кинжал – умышленного убийства. И то, и другое билось не для красоты и не просто так. За это можно было и ответить. Как выяснилось после недолгих поисков, именно перед такими людьми, как Ильич.

Третий поисковый запрос что-то вроде «ильич опг бандит» дал неутешительный результат. В Скитах скрывался когда-то «Вова Чокнутый», а сейчас – «Ильич» собственной персоной. И если бандитские разборки 90-х воспринимались как миф давно неактуальный, пусть и наполненный убийствами с расчленением трупов и закапыванием живьем, то жизнь банды в нулевых с вырезанием целых семей (пусть большей частью и не доказано) заставила Федю выйти на улицу, чтобы набрать знакомому участковому Палычу. Полицейский жил километрах в пятидесяти, но уж какая разница, главное – проинформировать, а там – что он скажет. Звонить Федя всё же не стал, вдруг вспомнив, что этот, с золотой фиксой, уже был в их краях – в райцентре. Причем видел Федя его дважды. Первый раз он беседовал с начальником районного УВД в сквере напротив администрации. Они еще обнялись, как старые друзья, на прощанье. Немногим позже он увидел Лексус приезжего во дворе епархии… Звонить Палычу? И что?