– Странно, что ваша контора не в курсе, – хмыкнул Каплан, с подозрением косясь на Сташевича. – Я обязан незамедлительно сообщать в наше родное ВЧК, то есть, простите старика, в наше любимое МГБ РСФСР28, о любой сделке, превышающей сумму в двадцать пять тысяч рублей. В этом случае, как видите, было меньше. Наша дорогая советская власть тоже иногда не совсем дура! Не хочет сдатчиков ценностей распугивать, а то ведь всё самое лучшее на чёрный рынок уплывёт. Раз – и поминай как звали. Ваш Гришаня сдал под опись довольно ценные ювелирные изделия. Отчитываться в их происхождении он был не обязан. В ориентировках из УГРО эти вещи тоже не значились. Так что всё законно! Вот читайте: кольцо с бриллиантом (одна штука), серьги с изумрудами и сапфирами (одна пара)…
Сташевич слушал старика, и его не оставляло чувство, что Каплан не до конца с ним откровенен. Кончилось всё тем, что дед, уловив взгляд Андрея, несколько раздражённо попенял ему:
– Послушайте, юн… простите, товарищ капитан! Какой откровенности вы ждёте от заведующего ювелирной скупкой?! Ну, получил человек неоформленное наследство от покойной тетушки! Если бы я мотал языком направо и налево, как юнга палубной шваброй, кто бы захотел иметь дело со старым Капланом?! Вот будет у вас дело по всей форме на гражданина Гришаню, тогда милости просим! Мне боятся нечего, все мои миллионы вот в этом красавчике!
Каплан показал взглядом на прибитую к стене деревянную рамку. В ней красовался пурпуно-золотой, весь в венках и знамёнах то ли диплом, то ли почётная грамота. Ниже диплома-грамоты в такой же рамке висел под стеклом газетный разворот. Ежедневник «Ангарский большевик» с большой фотографией во всю полосу. На фоне новенького танка Т-34 какой-то солидный дядя в компании четырёх улыбающихся юных танкистов в шлемофонах и комбинезонах, наклонившись, пожимал обе руки маленькому Каплану.
– Надеюсь, что мой бронированный отпрыск намотал на свои траки не одну нацистскую гадину! – не без злорадства ухмыльнулся Лев Иосифович.
Андрей перевел взгляд на него.
– Кстати, – встрепенувшись, вдруг оживился старик, – а на каком именно фронте вы, товарищ капитан, воевали?
– На Первом Украинском, – охотно ответил Сташевич.
– Да что вы? Не может быть! – радостно всплеснул руками Каплан. – И мой Аристаша там же геройствовал. Третья красногвардейская дивизия, пятый ударный танковый полк. До самого их прусского логова Бреслау дошёл мой сынуля.
– Ваш сын?! – приятно удивился Андрей. – Пятый ударный танковый – наши соседи были. Да мы с вашим сыном чуть ли не однополчане.
– Ну да! – печально вздохнул Каплан. – Только Аристарх – это танк.
Глазами старик показал на газетную фотографию.
– Так я свою «тридцать четвёрку» назвал. В честь безвременно погибшего моего родного сына, – ювелир на миг поднял глаза, чтобы пристально взглянуть на Сташевича. – Вы знаете, что… э-э…
– Что?
– Вы знаете, пан Анджей, – как ни в чём не бывало продолжил он. – Эту нашу встречу надо отметить!
Андрей точно помнил, что имени своего он старику не сообщал. Поэтому, как и в начале их разговора, ему снова стало не по себе от такой необычной, чуть ли не мистической проницательности старого ювелира.
Между тем дед просеменил к огромному сейфу. Лязгнув ключом, он достал оттуда початую бутылку водки и на скорую руку принялся накрывать стол.
– Мне на поезд ещё! – попытался остановить старика Сташевич.
– Успеете, Андрюша, – отмахнулся тот. – Ваш поезд опоздает не меньше, чем на шесть с половиной часов.
Взглянув на вытянувшуюся физиономию капитана, дед довольно захихикал:
– Да шучу я! Шучу! Тайшетский почти всегда как минимум на полсуток опаздывает…