«Он чувствует себя виноватым. Почему же? Он говорит „с иронией“: „Идет новый помещик, владелец вишневого сада“. Ремарка „с иронией“ раскрывает все это ощущение проигрыша, потери, которое испытывает вроде бы победивший Лопахин. Теперь уже не вернешь ни Раневской, ни света, что она лила в его душу, и остается только рубить вишневый сад. Его мучает тревога от того, что что-то не так в его благополучной жизни преуспевающего дельца». «Он не может полностью насладиться жизнью, потому что он не видит в ней смысла. „Когда я работаю, подолгу, без устали, тогда мысли полегче, и кажется, что тоже известно, для чего я существую“, – говорит он».

«Возможно, Лопахин начинает чувствовать, что в этой жизни купить можно далеко не все, Лопахин понимает, как легко можно все купить, и ужасается этому».

«Да, Лопахин умеет зарабатывать деньги, но это не удовлетворяет его „тонкую нежную душу“, которая жаждет настоящей жизни. Мне кажется, увидев слезы Раневской, он понимает, что не все же можно купить и продать. Лопахин жалеет Любовь Андреевну, ведь он ее любит, „как родную… больше, чем родную“. На мой взгляд, Лопахину горько и потому, что не сумел он найти настоящую дорогу в жизни. Он понимает, что жизнь проходит. И течение этой жизни нелепо и нескладно, не приносит никому ни радости, ни счастья. Лопахин много работает, ведь, по его словам, лишь тогда „мыслям полегче, и кажется, будто тебе известно, для чего существуешь“».

Правда, прозвучала и другая мысль: «Будущее за дачниками». «Купив этот вишневый сад, Лопахин собирается вырубить его и разделить на дачные участки. Эта идея вносит новое веяние в жизнь того общества. Это прогрессивная идея. Лопахин ведет общество к обновлению устоявшихся норм и идеалов».

Но уверен ли в этом сам Лопахин? Несколько лет назад (не забудьте, что почти во всем, что я сейчас пишу, у меня точка отсчета – 2004 год) меня поразила мысль девятиклассницы, которая открыла мне, казалось бы, в абсолютно привычных словах Лопахина, которые я просто знаю наизусть, совершенно иной смысл. Процитировав слова Лопахина «Настроим мы дач, и наши внуки и правнуки увидят тут новую жизнь», она обратила внимание на то: не мы, даже не наши дети, – а лишь внуки и правнуки увидят эту новую жизнь!

Когда Лопахин произносит слова: «Господи, ты дал нам громадные леса, необъятные поля, глубокие горизонты, и, живя тут, мы сами должны по-настоящему быть великанами…», зал, вспоминает Алла Демидова, замер. И так было на каждом спектакле.

Должны быть. Как и в тех словах, где Лопахин говорит о минутах, когда вроде бы понимаешь, для чего он существует: кажется, будто.

В одном из сочинений 2004 года я прочел: «Лопахин, достигнув успеха, не является победителем». Сразу вспомнил слова артистки Н. Бугаевой, о которых я прочел в книге Э. Полоцкой: «Лопахин так же несчастлив, приобретая, как несчастлив, теряя».

Алла Демидова, игравшая с Владимиром Высоцким в спектакле Анатолия Эфроса в Театре на Таганке, вспоминает: «Высоцкий очень точно передал эту трагическую ноту… Конечно, Чехов имел в виду не только смену социальных укладов. Для него в гибели «вишневых садов» звучала тема гибели поэтического, духовного начала в русской жизни: «Духовной жаждою томим»…

Без этого ощущения духовности и надвигающейся трагедии Лопахина, каким его сыграл Высоцкий, не сыграть бы».

Напомню, что свои сочинения мои ученики писали в 2004 году, через сто лет после смерти Чехова и сто лет после премьеры «Вишневого сада». Но и после опыта 90-х годов ХХ века в нашей стране. Ученики 1987 и 1988 годов рождения, родившиеся на рубеже двух стран, двух эпох и двух социальных систем. Ученики, чье детство прошло в уже ставшей на путь капитализма России и выросшие в семьях, хорошо помнящих и другую эпоху. Ученики, которые вступали в жизнь на сломе, на изломе. На разрыве времен.