– Зайдите ко мне после уроков, есть разговор…

– Хорошо, – сказала она рассеянно. – Но зря вы с нами не смотрели: такие вещи бывают раз в год, надо все бросать и смотреть…

– Дела, знаете, работа! – отозвался он едко. – Не всегда для души, как у вас, а все же не бросишь: зарплата идет!

Она даже задохнулась от этого выпада и ответить не успела: директор спешил.

Алеша Смородин, застигнув свою маму в раздевалке, допытывался у нее:

– Мам, не выкручивайся. Зачем ты пришла?

– Ерунда, Алеша, не обращай внимания… думала, что ключ дома забыла, а он – вот он – нашелся… – Ирина Ивановна, уже одетая, без надобности рылась в сумочке, лишь бы не смотреть на сына.

– Здравствуйте, Ирина Ивановна! – подбежал Адамян, а с ним Ельцов. – Неужели вас вызвали?

– Здравствуй, Женя. Давно вас не видела. Похудели вы что-то, – ушла она от вопроса.

Но сын настаивал:

– Мама, зачем ты приходила?

– Если уж смородинских родителей вызывают, – сказал Ельцов, – тогда я уже ничего не понимаю…

И, не сумев спрятаться от честных глаз сына и его друзей, Ирина Ивановна вдруг взмахнула рукой, сердито глянула наверх и сказала:

– Языкатые вы слишком, несдержанные… Особенно ты, Женя. Навредили вы своей учительнице этими длинными языками.

– Кому? Мариночке?!

– Вот видите: она для вас «Мариночка»… А разве это можно?

По иронии школьного расписания после телевизионного урока о Моцарте и Сальери у десятого «Б» была химия, Голгофа.

– Кого нет? – выясняла Эмма Павловна.

Дежурная осмотрелась и несколько удивленно стала перечислять:

– Адамяна Жени… И Смородина не видно. Еще Ельцова…

– Адамяна нет? Слава богу! Один раз отдохнуть… от его великой учености и великого нахальства! Он думает, что если его папа химик, то…

Дверь отворилась: прибыли Адамян, Смородин и Ельцов. У них замкнутые недобрые лица.

– Разрешите?

– Ну вот, только обрадовалась! Адамян, я уже отметила тебя как отсутствующего. Так что или ты уходишь, или на весь урок делаешься как рыба!

Женя фыркнул и отпарировал:

– Ну нет… Вам легче зачеркнуть вашу пометочку, чем мне отрастить жабры и метать икру…

Класс одобряет его смехом.

– Начинается! Все, сели, тишина! К доске идут Сысоев и Баюшкина. Сысоев решает задачу – вот она, а Баюшкина расскажет нам про бензол и вообще про ароматические углеводороды – их строение, свойства и так дальше…

Урок пошел сравнительно гладко: Юля неохотно, небойко, но все же сносно докладывала о бензоле, писала кольцевые формулы на доске, Сысоев пыхтел над задачей, у остальных были свои заботы, далекие, в большинстве случаев, от химии.

Алеша шептал Адамяну:

– В чем они могут ее обвинить, в чем? Все, о чем мы говорили, можно повторить на площади, в рупор!

– Не скажи… Ее ответы мягкие по форме, но суть…

– А кто ей вопросы дурацкие задавал? Кто? – грозным свистящим шепотом напомнил Алеша.

– Ну кто знал, что Юлька свою игрушку поставит на запись?

– Ладно, молчи.

– А сама эта идея испытания…

– Молчи, говорю!

Женька виновато затих. Но не было ему покоя: он метнул несколько жгучих взглядов назад, на Майданова, тот не сразу заметил, потом поднял бровь: дескать, в чем дело? Женя размашисто написал записку и, прицелившись, пустил ее по воздуху так, что она шлепнулась как раз перед носом адресата.

Майданов прочел и напрягся весь.

Алина, секретарь дирекции, с удивлением приникла к кожаной двери, приоткрыла ее: в рабочее время товарищ Назаров слушал песенки! Алина позволила себе войти и осталась незамеченной: директор стоял, отвернувшись к окну. Портативный магнитофон на столе пел ему голосами Марины Максимовны и представителей десятого «Б»: