– Кимберли, прочь с дороги. Мне не до тебя.

– Нет, Лаура Хилл, ты задержишься. Потому что у меня есть одна интересная весточка про тебя. Я такое узнала… И, знаешь, я в последний раз предлагаю стать моей подругой. Если откажешься – беды не миновать.

Я слушала ее вполуха, совершенно не вникая в ее слова. И оттолкнув Ким в сторону, я прошла дальше на выход из школы. Сейчас мне было плевать. Я даже не зацепилась за ее слова, решив, что она сказала очередной бред. Сейчас мне было важно сказать Аарону, что я узнала правду и попросить прощение за ложную клевету. Я бы могла забить на это большой и толстый, но я умею брать ответственность за сказанное и умею просить прощение, если в чем-то была не права. Это не тяжело.

Последние три месяца лета были для меня самыми тяжелыми. Ночью первого июня моя мать, возвращаясь с другого города, попала в аварию. Скончалась на месте. Я помню крики Софи, помню ее плач утром, когда отцу звонили с больницы, рассказывая о том, что мамы больше нет. У Софи случилась истерика, приступ даже я бы сказал. Она никого не слышала, ревела во весь голос. И плакала она до тех пор, пока ее силы не иссякли.

Мое состояние в тот момент, когда папа сообщил это, было непонятным. Сначала я все это отрицал, хотел доказать отцу, что это ошибка – мама не могла умереть. Я никогда не задумывался над тем, что такое может вообще случиться. Но, к сожалению, жизнь непредсказуема и всем нам в этой жизни придется кого-то потерять.

Мне хотелось разносить всю вокруг от злости, которую я не мог контролировать, но глядя на свою младшую сестру Софи, я не мог позволить себе этого. Я понимал, что я должен быть для нее опорой. Я не должен сдаться, потому что я нужен ей. Я позволял ей плакать в меня, позволял кричать, будучи прижатой ко мне. Я скрипел зубами, стараясь подавить слезы, которые норовили течь ливнем.

Шли недели, а Софи все так же была подавлена. Я тоже. Не было ни дня, чтобы я не думал о маме и о том, как внезапно это произошло… Не было ни дня, чтобы я не скучал по ней. Но понимал, что я должен встать на ноги. Моему отцу сейчас тоже было нелегко – он потерял любовь своей жизни. Для него это был еще сильнее удар, чем для нас с сестрой. Первую неделю папа старался держаться, старался не подавать виду при нас, как ему тяжело, но по ночам, проходя мимо его спальни, я слышал, как он плачет и произносит ее имя.

А на второй неделе он сдался. Мы вернулись с Софи после прогулки, на которую я ее вытащил, чтобы развеяться самому и развеять сестру, и увидели отца, лежащего на диване в гостиной. Софи подошла к нему, не понимая, что с ним – сразу испугалась, что с ним тоже что-то случилось и расплакалась. Но я ее успокоил, сказав, что папа просто устал. Сам-то я понял, что с ним. Он был пьяным, причем неплохо так. Алкоголь стал единственной вещью, которой он подавлял боль утраты любимого человека. И с тех пор мы с Софи остались одни.

Поскольку мне уже было восемнадцать, я мог ее взять под свою опеку. Так я и сделал. Оформлять все бумаги было тем еще дерьмом, но я смог. За деньги отца я снял нам дом. Теперь мы живем вместе. У нее есть только я, а у меня – она. Семилетнее чудо, благодаря которому я еще не сошел с ума и благодаря которому я все еще нахожу в себе силы жить.

Брать от отца деньги я больше не мог – и из принципа, и из их отсутствия. Отец больше не появлялся на работе и хрен пойми откуда брал деньги на бухло. Но меня больше это не волновало. Он взрослый мужик, сам разберется. Он бросил нас в тот момент, когда мы в нем нуждались и ни я, ни Софи его не простим.