Часовые на мосту на вопрос Володи отвечали, что пешеходы могут пройти свободно, но подводы пропускать запрещено. «Пройдите на ту сторону моста, там караул в этом доме на правой стороне, там вы сможете поговорить с лейтенантом». Пройдя через мост, папа с Володей вошли в открытую дверь и по коридору прошли вглубь. Налево был виден дортуар, заставленный двухэтажными кроватями, на которых располагались спать солдаты. Один из них вышел и спросил Володю, что им нужно. «Нам нужно видеть господина лейтенанта». – «Вот пройдите сюда в канцелярию». Там за столом сидел, углубившись в бумаги, ефрейтор. Он оказался любезным и словоохотливым и принялся усердно по телефону разыскивать лейтенанта, но его нигде не было. «Подождите, он сейчас придет», – и солдат указал им на стулья. Наши прождали больше получаса, но лейтенант все не появлялся. Тогда они решили вернуться на австрийскую сторону и попытаться добиться начальства с той стороны. Буря была уже в полном разгаре. Пока они снова разговаривали с часовыми, к караулке подъехал человек в кожаной куртке и тирольской шапке с кисточкой. Он оставил мотоциклет и подошел к ним. «Я секретарь городского управления, – сказал он. Это был молодой человек, с открытым, симпатичным лицом. «В чем дело?» Володя с волнением объяснил. «Я понимаю, – сказал секретарь, – действительно повозки не пропускают, но это касается всех, кроме русских эмигрантов, я сам слышал, что вышло распоряжение пропускать русских в Баварию, так что вы можете ехать». – «Постойте, – сказал он и взялся за телефон. Связавшись с полковником, комендантом места, он долго говорил, объясняя ему все. Тот, со своей стороны подтвердил, что ехать можно. «Теперь надо снестись с караулом на Баварской стороне и получить пропуск от них». Но тут дело не вышло. Ефрейтор не стал брать ответственность на себя, а лейтенант пропал, как в воду канул. Он, очевидно остался в городе. «Что же нам делать? – обратился Володя к милому секретарю, – у нас там наверху открытые подводы, женщины и маленькие дети, мы не можем всю ночь стоять под дождем». Человек в кожаной куртке моментально нашел выход. Вырвав лист из записной книжки, карандашом написал записку и передал ее Володе, объяснил, где находится гастхоф, в который мы должны отправиться. «По этой записке вы получите ночлег для вас и для лошадей, а завтра рано утром приходите опять на мост и я уверен, что вас пропустят».

За всеми этими переговорами прошло более часа. Мы в это время как птицы, прижавшись друг к другу, стояли под навесом. Несколько раз из двери выглядывало неприветливое лицо хозяйки, но на нашу просьбу впустить погреться, она мрачно и коротко отвечала, что нет места. Танечка плакала и выбивалась из под армяка, просилась домой. Я начинала впадать в полное уныние. Вот она авантюра началась. Ну что же, «будь что будет», только бы дети не простудились. Вдруг послышался голос отца. Он звал Владимира Петровича. Вслед за этим подошел Володя и, взяв у меня Таню, пошел к телеге. «Ну, что, пропустили?» – «Мы сейчас будем ночевать в гастхофе, а завтра будет видно». И он вкратце объяснил все. «Пока ты садись, я пойду вперед, а ты поезжай за ними». Миша взял Таню на колени, я взяла вожжи и кнут. Было так темно, что я с трудом различала контур первой подводы. Дождь лил, по лицу моему текли ручейки и холодные струйки затекали за ворот, вожжи были мокрые, руки коченели. Мы проехали до поворота, не направо вниз, а налево, по проселочной дороге.



«Гришка» с трудом волок за собой тележку, увязая в грязи. Я стала терять из вида переднюю подводу и скоро ничего не могла различить в темноте. Лошадь шла сама по следу передних. Слышны были только отрывочные голоса. «Да куда же тут ехать? Дороги не видно!» – «Володя говорил направо». – «Да куда же он сам девался?». Конь мой стал, очевидно и передняя телега стояла. Я застыла физически и морально. Кругом темнота, сырость, дороги нет.