Хабиб повернулся ко мне, хмурясь, заметив, как оживление сошло с моего лица.

– Она тебе хоть нравится? – ровным голосом поинтересовалась я.

Сатоев непонимающе моргнул.

–Так, а что там? Ребенком знал, постарше видел один раз, еще школьницей, хорошая девочка. Воспитанная, послушная, традиции знает, по дому умеет. Что ещё?

– Ясно, – я села ровно, отвернувшись от него.

– Да чито ти, Мадин? – не отставал Хабиб, судя по прорывающемуся акценту, начиная раздражаться.

– Да ничего. Просто ты о ней как о собаке. Забрал, отдал, оставил…Команды знает, стойку умеет, – не выдержала и выдала я, – Бедная девочка, вот что!

Лучше бы молчала…

Будто я не знаю таких мужчин, как они мыслят. Сама же росла среди них. Всю жизнь общалась с ними. Чудом вот так же замуж не пошла.

И я не была против семейных сговоров и традиций. Нет! Но когда вот так…

Вообще не спрашивают, без хоть каких-то чувств. Слишком долго я боялась, что со мной будет так же. Что даже не поинтересуются, симпатичен мне человек или нет. Слишком для меня это было страшно, чтобы не посочувствовать сейчас какой-то неизвестной мне девочке- студентке. То, что Сатоев школьницу при их единственной встрече мог только пугать до потери возможности разговаривать – я не сомневалась.

Мне почти тридцать, мой бывший муж был немногим меньше, чем Хабиб, а мне и то страшновато…

Надо было промолчать. Но…Было уже поздно.

Сатоев повернулся ко мне, сверля черными, опасно поблескивающими глазами.

– О-очИн интИресно, чет это она бЭдная, а? Я её чИто? Месить буду по-твоему? Я баб не бью! Хот некоторых и хочется…

И на меня был брошен столь выразительный взгляд, что сомнений в его выборе спарринг – партнера не оставалось. Я боязливо сглотнула – все-таки, когда такой громила сообщает, что с удовольствием бы тебя помутузил – невольно проникаешься, и решила осторожно пояснить свою мысль.

– Я не говорю, что ты будешь ее бить! Я вообще не про это. Хотя и это тоже бывает, давай будем честными.

– БИвает, – хмыкнул Хабиб и перевел наконец взгляд на дорогу.

На очень непростую, забитую грузовиками и легковушками, заснеженную дорогу, надо сказать.

– Я про то…– вкрадчиво продолжила я,– Что невесте иногда не дают даже слова сказать. Выбрать того, кто ей действительно нравится. А потом вот так всю жизнь и живи с нелюбимым…

– А-а-а…любов…пАнятнА…– с явной иронией протянул Хабиб, – Усе вам любов подавай… Любов, Мадин, живет три года, читала?

И снова на меня покосился, теперь в насмешке кривя четко очерченные губы.

– Уот прошло три года, натрахались пА любви твАей, а дальше как жит будем, а? Выбор…Не умеют бабы выбират, я тЭбе скажу. Усе своим любовным мЭстом и выбирают. А потом ходят несчастные…Ты вон! На русских посмотри!

Он махнул рукой в сторону встречки, будто там вереница из русских женщин стояла.

– Усе у них любов, выбор…А в итоге чИто?

– ЧИто? – не выдержала и передразнила я Хабиба, скрестив руки на груди и хмурясь.

Мне не нравился его покровительственный тон и еще меньше нравилось то, что он этим тоном говорил. Откровенную чушь!

Сатоев бросил на меня быстрый предупреждающий взгляд, не оставив мой выпад с "чИто" без внимания. И дальше заговорил медленней и почти без акцента, явно контролируя себя. От этого его голос стал вкрадчивым и каким-то давящим.

– А то, что нет ничего проще, чем трахнуть русскую замужнюю бабу. Там даже уговаривать не надо. Намекнул и Усё. Она сама уже тебя тянет куда и ноги расставляет…Несчастные, замученные, недоебанные ходят. Навыбирались, млять…Выборщицы. Свобода им нужна…Мужика им надо уважать своего и меньше о выборе думать, а нет эта вот твоя любов, яснА?