Не красиво ему, видите ли…Хам! Хотела ещё что-то ворчливое добавить, но на поясницу вдруг легла мужская горячая ладонь, и поток моих возмущений оборвался, словно красную ленту перерезали.

Это было странное чувство…

Едва ощутимое, можно даже сказать вежливое и одновременно такое настойчивое жаркое давление. Такое, что вся спина напряглась, и я невольно вслушивалась в тонкий перезвон ощущений внутри, замолчав и забыв, что Хабиб там про мои угги говорил. Сатоев открыл передо мной дверь и подтолкнул внутрь. Ладонь исчезла, и я выдохнула. На пояснице теперь явно ощущалась пустота, будто чего-то не хватало. У Хабиба была очень крупная ладонь, обхватывающая почти всю спину. Крупная и теплая…

– Кофе какой будешь? – Сатоев завертел головой, хмурясь и осматриваясь по сторонам, не глядя на меня. Такой чисто мужской взгляд – непроизвольная оценка территории.

– Эспрессо двойной.

– Хот-дог купит?

– Нет, спасибо, – я шагнула в сторону туалетов.

– Понял, – Хабиб встал в очередь в кассу.

Себе он хот-дог взял. Самый большой. Удивительный у человека аппетит.

Выпить кофе и поесть мы решили в машине. Хабиб отогнал внедорожник за заправку, припарковался и сказал, что сейчас придет. Вернулся с…Я только глазами захлопала.

– Зачем? – с сомнением уставилась на какие -то салатовые дутые галоши в его руке.

– Затем, что переобувайся давай, живо, – хмыкнул Сатоев и бескомпромиссно ткнул обувь мне в нос, – В мокром нельзя – заболеешь.

– Я этот ужас не надену, где ты их взял вообще? – я с сомнением рассматривала подвальное изделие, сшитое скорее всего китайским или камбоджийским ребенком.

– На заправке и взял. Давай, Мадин, – вздохнул Хабиб и положил их мне на колени, – По мне, так такие же, как на тебе – тока что цвет веселей. А твои высохнут пока. Ну!

Веселей…Да у меня от этого вырвиглазного канареечного зеленого уже мигрень начиналась. Но…Хабиб был прав, в мокрых сапогах ехать было то еще удовольствие – надо высушить. Да и в машине меня все равно никто не видит. Кроме него. А он переживет.

– Спасибо, – буркнула я не очень вежливо. Всё-таки так себе сапожки, хоть и практичненько… И, не удержавшись, добавила, – Только зачем такие яркие?

– Подходит тЭбе…– после некоторой заминки хмыкнул Хабиб.

Что-то в его голосе заставило меня резко вскинуть глаза на Сатоева. Наши взгляды скрестились. Стало немного душно и почему-то неловко…

Я первая отвернулась и спряталась за бумажным кофейным стаканчиком. Хабиб зашуршал бумагой, разворачивая свои ХХХL булку с сосисками. Запахло горчицей, сдобой и сомнительным колбасным изделием. И неловкость всё не покидала меня, заставляя острее воспринимать наше молчание.

Вдруг очень хотелось заговорить. Это ведь вообще естественно – попытаться побольше узнать о едущем с тобой человеке, да?

***

– А чем ты занимаешься, Хабиб? – поинтересовалась я.

Понимаю, что немного по-идиотски – вот так в лоб спрашивать. Но сложно начинать беседу издалека, если с тобой не особо разговаривают в принципе. Сатоев бросил на меня быстрый нечитаемый взгляд и отпил кофе из своего стаканчика.

– А что? – медленно ответил после паузы, разглядывая свою руку, расслабленно покоящуюся на руле, – Отчим не прислал отчет еще, м, Мадин?

Не ожидая подобного выпада, я сначала стушевалась. А потом разозлилась.

– Попросить выслать? – невинно вскинула бровь, не скрывая издевки в голосе.

Сатоев только плечами небрежно пожал, мол хочешь – проси, и вгрызся в свой хот-дог.

– Я вообще просто поболтать хотела, но как хочешь… – буркнула я наконец себе под нос, нарушая повисшее молчание и выплескивая обиду.

Сделала последний глоток кофе и выпрыгнула из машины, чтобы выкинуть пустой стаканчик.