– Что ты будешь делать? – прилежно спросила Минакши.
Она перестала вникать несколько предложений назад. Минут пять, пока Арун говорил, ее мысли лениво копошились. Когда он остановился, вопросительно взглянув на нее, она сказала, позевывая от остаточной сонливости:
– Как ваш босс отреагировал на это все?
– Сложно сказать. С Бэзилом Коксом сложно что-либо сказать, даже если он доволен. В этом случае, я думаю, он еще и настолько же раздражен возможной задержкой, насколько доволен определенной экономией. – Арун изливал душу еще минут пять, а Минакши тем временем начала полировать ногти.
Дверь спальни была заперта, чтобы их не отвлекали, но, когда Апарна увидела портфель отца, она поняла, что тот вернулся и потребовала, чтобы ее впустили. Арун открыл дверь и обнял ее, и в течение следующего часа они вместе занимались головоломкой с изображением жирафа, которую Апарна увидела в магазине игрушек через неделю после того, как ее свозили в Брахмпурский зоопарк. Они уже складывали эту головоломку несколько раз, но Апарне она еще не надоела. И Аруну тоже. Он обожал свою дочь, и иногда ему было жаль, что они с Минакши гуляют почти каждый вечер. Но нельзя же было позволить жизни остановиться из-за того, что у них ребенок? В конце концов, для чего нужны айи? И, раз уж на то пошло, младшие братья?
– Мама обещала мне кулон, – сказала Апарна.
– Да, милая? – спросил Арун. – Как она, интересно, собирается его купить? Мы не можем себе сейчас его позволить.
Апарна выглядела настолько разочарованной, особенно последней новостью, что Арун и Минакши посмотрели друг на друга с нескрываемым обожанием.
– Но она обещала, – тихо и решительно сказала Апарна. – А сейчас я хочу собирать головоломку.
– Но мы только что закончили, – возразил Арун.
– Я хочу сложить другую.
– Займись с ней, Минакши, – сказал Арун.
– Займись ты, милый, – сказала Минакши. – Мне нужно приготовиться. И пожалуйста, уберите за собой все с пола в спальне.
Некоторое время Арун и Апарна, в этот раз изгнанные в гостиную, лежали на ковре, собирая мозаику Мемориала Виктории, пока Минакши купалась, одевалась, поливалась духами и обвешивалась украшениями. Варун вернулся из колледжа, проскользнул мимо Аруна в свою крохотную комнатушку и сел за книги. Но он очень нервничал и не мог сосредоточиться, учеба не клеилась. Когда Арун пошел собираться, он вручил брату Апарну, и остаток вечера Варун провел дома в попытках развлечь племянницу.
Длинношеяя Минакши заставила множество голов повернуться в ее сторону, когда их группа из четырех человек вошла в «Фирпо» поужинать. Арун сказал Ширин, что она выглядит великолепно, а Билли с томлением души посмотрел на Минакши и сказал, что она выглядит божественно, и все прошло потрясающе, и затем последовали приятно возбуждающие танцы в «Клубе 300». Минакши и Арун действительно не могли себе позволить всего этого. А вот Билли Ирани – мог. Но казалось недопустимым, чтобы они, для кого такая жизнь словно и была придумана, лишились ее из-за какого-то досадного отсутствия средств. Но Минакши не могла отвести взгляда (и за обедом, и после него) от маленьких золотых сережек Ширин, которые красиво свисали из ее аккуратных бархатистых мочек.
Был теплый вечер. В машине, по дороге домой, Арун сказал Минакши:
– Дай руку, дорогая.
И Минакши, положив кончик указательного пальца с лакированным красным ноготком на тыльную сторону его ладони, сказала:
– Вот!
Арун подумал, как это восхитительно элегантно и кокетливо. Но вот Минакши думала совсем о другом.
Позже, когда Арун лег спать, Минакши открыла свой футляр для драгоценностей (Чаттерджи не доверили своей дочери большого количества драгоценностей, дав достаточно для возможных потребностей) и достала две золотые медали, столь дорогие сердцу госпожи Рупы Меры. Она подарила их Минакши в день свадьбы – чувствуя, что это уместный дар для невесты ее старшего сына. И еще она чувствовала, что муж одобрил бы ее поступок. На обратной стороне медалей были выгравированы надписи: «Инженерный колледж Томасона, Рурки. Рагубир Мера. Гражд. Инж. Первое. 1916» и «Физика. Первое. 1916» соответственно. Два льва сурово восседали на пьедесталах на обеих медалях. Минакши взглянула на них, прикинула на вес в ладонях, затем приложила прохладные, драгоценные диски к щекам. Она гадала, сколько они весят. Из головы не шла мысль о золотой цепочке, обещанной Апарне, и золотых каплях, которые фактически уже пообещала сама себе. Она довольно внимательно успела изучить их, пока они болтались на маленьких ушах Ширин. Висячие серьги имели форму крохотных груш.