В года, прижитые кукушкой из чащи,
В стихи, у которых есть смысл настоящий.
Знать столько о ней, что наветы бессильны…
Понять вдруг, как сложно – быть честным в России,
Взметнуться.
Уехать.
Надолго остаться.
Понять лейтмотивы чужих эмиграций.
Послать ко всем хворям безбедность и скуку,
Поднять инстинктивно в знамении руку,
Вернуться ни с чем, став упрямым и сильным,
И снова, как в детстве —
Влюбиться в Россию.
Влюбиться в Россию. Сильнее, чем в слово,
Нестись что есть силы в тот город знакомый,
Где солнечный остров всё чётче и ближе,
Бежать из Брюсселя, лететь из Парижа.
Молчать, не надеясь на отклик ответный.
Как трудно – Россию любить беззаветно.
И всё же, во гневе пославшей на плаху,
Последнюю в жизни – отдать ей рубаху.
Круговерть
Опоздать на рейс, перепутать порт,
Разрыдаться в голос, что грош в кармане.
Выдающих за «экстра» третий сорт
Наконец-то вслух уличить в обмане.
Завалить делами никчёмный быт,
Обрасти бугристой мозольной кожей,
Оказаться в тех, кто уже забыт,
Отразиться в тех, кто на жизнь моложе.
Обессилев, стихнуть, найти тетрадь
Где-то между прошлым и новым веком.
Что-то очень нежное написать
Одному уставшему человеку.
Заключить круги в квадратуру дня,
Низложить случайное, вспомнить Кафку,
Обвести число, времена дразня,
И пойти уверенно на поправку.
Преуспеть лишь в том, что с лихвой принять
Для сторон неравных – линейность друга.
Заказать билет, чемодан собрать
И опять попасть в неразрывность круга.
Захотеть зимы. И, украсив дом,
В новогоднем шаре увидеть чудо,
И, подобно сердцу, дышать с трудом,
И, подобно жизни, светиться всюду!
Скрипит мороз…
Скрипит мороз литыми каблучками,
Душа поглубже жмётся в пальтецо.
А город спит, укрывшись облачками,
Спадающими прямо на лицо.
Гирляндой яркой оторопь земная
Натянута от речки к площадям.
Блестящей гладью тропка ледяная
Недвижущимся – вслед – очередям
Бежит к сугробу, прячется бесследно —
Крещенской ночью людно и светло.
И с той поры, как спросят, кто последний,
Вдруг окажусь запахнутой в тепло.
Прозрачность дня – зимовью на потеху.
Но к простоте, что нынче не в чести,
Льнёт благодать, накинутая сверху,
И тишина, зажатая в горсти.
Рощица
Рощица,
Белый дым,
Шорохи у плетня.
Стал горизонт седым
Ровно в начале дня.
Гребни небесных вод
Слились в одну волну.
Бьётся в стихиях год,
Верно идя ко дну.
Ширится хмарь с низин,
Будто окраин нет.
Ни тебе вьюжных зим,
Ни тебе жарких лет,
Ни голосов вокруг.
Только печаль вдали,
Звуки сплетая в круг,
Кружит, как тень земли.
Общей разлуке в такт
Ветер под скрип пера,
Выведет точный знак —
Верно, пришла пора:
Ветви сомкнут сады,
Долгую скорбь браня.
Рощица,
Белый дым —
Не отпускай меня!
Мысли вслух…
Опережая возглас, мысли вслух
Взметнёт в года бревенчатость литая.
Какой же в этих сёлах русский дух!
Какая здесь Россия разлитая!
Какой оживших вёсен нежный блик
Мелькнёт в листве, с мечтой играя в прятки,
Когда проживший век седой старик
В лета свои вернётся без оглядки.
Неясный шум вспорхнёт из-за угла
И спрячется под выступом чердачным.
Квадрат окна, затёртый добела,
К полудню вновь покажется прозрачным.
Куда ни кинешь взор – размах полей
И тишь, теперь молчащая о многом.
Вдали церквушка старая. Над ней
Душой ли – птицей – будто перед Богом
Предстала жизнь. Любуясь красотой
Переплетений далей, рек и судеб,
Однажды с неба истиной простой
Прольётся дождь в спокойном ритме будней.
Среди эпох и вер полутонов
У почерневших изб лиха судьбина.
Но эта жизнь, ушедшая давно,
Когда-нибудь придёт сюда с повинной.
И возродится глас, лаская слух,
До опустевших краин долетая,
В тот миг, когда с размахом русский дух
Вернёт земле бревенчатость литая.
Их спросили…
Их спросили:
– Не худо ль живётся, народ?