Левой рукой лорд вынул из сумки свиток, ленту чистого пергамента, намотанную на дерево. Судя по толщине свитка, довольно длинную.
– Держи. Будешь записывать сюда всё проверенное и слухи. За каждые десять строк точных сведений или за сто строк слухов о «пустынниках» я даю одну золотую монету. Но если ты боишься плыть в верховья Акди, откажись. И забудем навсегда о нашей встрече.
В зрачках лорда отражались холодная сталь и сочный окорок. Купец счёл это знамением, не допускающим отказа.
– Выполнить твоё повеление огромная честь для меня… – начал Грой, стараясь не замечать длинного и острого кинжала гостя.
И, помолчав, добавил:
– …но ты сказал «три, пять, двадцать», мой благородный повелитель. Вдруг рабынь и впрямь наберётся все двадцать? С толпой девушек столько возни! Твоя сказка захватила мой ум и я подумал смешное: вдруг среди рабынь на Невольничьем рынке ждёт своей участи та, из легенды о Йюлаусёче?! Та единственная, которая знает дорогу к лесному волшебнику? В жизни ведь много странного.
– Занятная мысль, – понимающе улыбнулся лорд.
– Но как сказочному купцу удастся распознать её в толпе рабынь равного возраста? – развёл руками Грой. – Нет ли на сказочной рабыне тайной приметы? Клеймо или татуировка какая-нибудь?
– О-о-о, если бы знать примету… – сокрушённо вздохнул лорд. – Разве стал бы я покупать всех? Ты прав, с толпой рабынь возни не оберёшься. Но делать нечего, придётся повозиться. Поручи эту заботу дочери, не вздумай нанять в плавание болтливых служанок. Она у тебя не белоручка? Не чурается черни?
Грой отрицательно качнул головой: нет.
– Вот и отлично. Пусть острижёт рабыням ногти, расчешет волосы и омоет тела. Приучит дикарок к мылу, полотенцам и башмакам. К тарелкам, ложкам и вилкам. Девчонки должны сиять, как новенькие монеты. Всю тяжёлую работу по содержанию этого груза будут выполнять сыновья кормчего. Ну: таскать и греть воду, жарить-варить-стряпать, стирать грязные вещи и мыть посуду, драить каюту рабынь и качать в неё свежий воздух мехами. Их семеро, отчаянные морские бандиты, один другого злее. Они команда корабля, виданоры. И все с огромными ножами. Абордажные сабли прямо-таки, а не ножи.
– Завтра я должен буду оставить свою дочь на корабле одну, у семерых разбойников-виданоров? – глухо спросил Грой.
– Они скорее удавятся на собственных кишках, чем прикоснутся к ней или к рабыням, – усмехнулся лорд. – Видишь ли, чёрных рабов теперь привозит к нам только клан Длиннорукого ярла. Ты слыхал про него наверняка. Беспощадный и свирепый разбойник, мечтает объединить огнём и мечом все кланы, метит в первые короли Виданоры. Мой кормчий – последний зрячий мореход из других кланов, кто знает дорогу к острову чёрных людей. Все остальные добытчики рабов или убиты, или ослеплены Длинноруким ярлом. И теперь только он богатеет на работорговле. Никого не подпускает к золотому острову: там берёт рабов даром, тут продаёт за деньги. Знаешь, это как морской водой торговать единолично, будь на неё спрос. Черпай и черпай деньги из солёного моря.
«Так вот зачем он построил такой огромный корабль и нанял в команду виданорских беглецов, – догадался Грой. – Сам не прочь разжиться дармовыми рабами. Да, лорд есть лорд…».
– Ярл знает, – продолжал Юлг, – где прячутся кормчий и его сыновья. Но боится открытой ссоры со мною. Потому-то они и живы-здоровы до сих пор. Если я прогоню их, им не спрятаться у друзей: Длиннорукий заплатит золотом доносчику, а доносчиками нынче стали все. Кормчий не выпускает сыновей за стены моей крепости, а в плавании – с корабля, так боится за их жизнь. Одно моё слово – «вон» – и семерым последним счастливцам выжгут глаза калёным железом прямо за воротами моего замка. Так что более рьяной охраны для тебя и твоей дочери не сыскать. Все семеро будут усерднее самых исполнительных рабов, не сомневайся. Прикажешь – языками вылижут башмаки твоей дочери. Растолкуй это ей. Пусть держится с ними величественно и строго. Как госпожа со своими слугами.