– И ты не сказала.

– Я как-то не подумала.

– А разве это вообще важно? Имена, возраст? Ты знаешь, что Фрида Кало изменила себе день рождения на целых три года, просто потому, что ей захотелось совпадать с Мексиканской Революцией?

– Не знала. Ладно, я могу понять про возраст. Но всё-таки хочется звать людей по имени. Это ведь дает столько вариаций на тему уровня отношений. Кто вы друг другу – начальник и подчинённый, друг, родственники. Можно столько теплоты передать через то, как ты зовёшь человека.

– Да. Теперь ты можешь звать меня Глеб-хлеб, и это будет очень забавно. Как в детском саду.

– Так тебя дразнили? Ты не любишь своё имя? Хах, ты это говоришь Лизе-подлизе. Но я всё равно очень люблю своё имя. И Глеб тоже мне нравится. Оно самодостаточное, не нужно думать, как к тебе обращаться, где грань формального и неформального. И вообще, такое внушительное. Как отрезали.

– Ладно, подумаю над твоей версией. Обещай мне только одно.

– Что угодно.

– Никогда. Даже под дулом пистолета, даже есть скажут, что от этого зависит моя жизнь или жизнь всей цивилизации, не называй меня Глебушка.

– Даже ни единого разочка?

– Никогда.

– Хорошо, я буду держаться. А «Глебчик»?

Он закатил глаза.

***

Мы разглядывали картины практически в полном одиночестве, народ не спешил заполнять залы. Все рисунки на стенах были похожи на наброски. Я пыталась понять современное искусство. Нет, в целом многие картинки были приятны глазу. Но это вроде как тренировочные версии, а где настоящие полотна? Или вот, например, загадка. В центре главного зала стоял деревянный короб. Точнее, это напоминало короб, а вообще конструкция состояла из нескольких деревянных палок, вокруг которых рандомно был оклеен скотч, разукрашенный разными красками. Что-то должно это означать?

«Ладно, – сказала я себе, – где-то должно быть описание и обозначение этого… чем бы там оно ни было». И это в модернизме удивляло меня больше всего – для того, чтобы понять, что автор заложил в своё произведение, невозможно было только почувствовать его, надо было прочитать инструкцию.

– Гадаешь, чем бы это могло быть? – насмешливо спросил меня Глеб.

– К сожалению.

– Это будет какая-то проекция, или что-то вроде того, – он задумчиво присмотрелся к красной полоске скотча, – я не совсем понимаю смысл происходящего, но Сеня так увлечён, что даже мне начинает казаться, что в задумке что-то есть.

– А вы с ним давно…ой, – я вдруг осеклась, – Глеб, а мы можем уйти отсюда прямо сейчас?

– Что случилось? – он проследил за направлением моего взгляда.

– Хочу на воздух, у меня похоже немного начинается паника.

– Идём, – он взял меня за руку и повёл в противоположном направлении, где через несколько коридоров мы смогли оказаться у выхода.

– Какой-то неприятный знакомый? – он спросил.

Я покачала головой:

– Нет, похоже на паническую атаку, со мной такое бывает.

– Да? – он заглянул пытливо в мои глаза. – Ты, конечно выглядишь немного встревоженной, но сильно не дотягиваешь до паники. Руки не трясутся, взгляд ровный, дыхание тоже, даже зрачки не расширены, слишком ты всё-таки спокойна для паникёра.

Я помолчала.

– Это что-то слишком личное?

– Мне хочется прогуляться.

– Можем поехать в парк или куда ты хочешь?

Я посмотрела на время:

– Знаешь, вообще-то мне лучше уже ехать домой.

– Пойдём, я тебя довезу.

Я подумала секунду, кивнула:

– Хорошо. Спасибо.

– Так кто это был, расскажешь? – спросил Глеб, когда мы уже выехали на Земляной Вал.

– Один знакомый, – неохотно начала я.

– Он тебе как-то навредил?

– Нет, – я посмотрела в окно, – просто он работает вместе с моим…

– Парнем? Мужем? – он обернулся ко мне на секунду. – Ты не говорила, что замужем.