Взаимоотношения между личным составом и населением были дружескими. Полк часто приходил на помощь окружавшим его колхозам. По вечерам командиры, а в часы увольнения – и сержанты, и красноармейцы посещали в местных клубах кино и танцы. Поэтому полной неожиданностью явилась жалоба председателя одного из колхозов, человека пожилого.

– Обижают танкисты наших мужиков, капитан, говорят, мол, прячутся от войны за валенками. Нехорошо!

– Как понимать «за валенками»?

– Валенки мужики-то для армии катают, на десятки каталей (так здесь называли катальщиков) военкомат наложил броню. Шерсть им привозят и план установлен. Да всем им под сорок и более. Сыновья у многих на фронте. Обидно им.

Успокоившись, добавил:

– Ремесло это у нас потомственное. В старину горожан обували, даже москвичей.

Обидчиков – а это был экипаж во главе с младшим лейтенантом – я доставил в деревню, в семью, которую указал мне председатель, так как с детства знал, видя работу своего дяди, как нелегко катать валенки. За работой мы застали обливавшихся потом двух братьев и их отца, которому, видимо, шел седьмой десяток, и в углу избы детей, перебиравших свалявшуюся шерсть. От котла, вытаскиваемых из него и прокатываемых заготовок клубился пар, смешиваясь с исходящим от шерсти запахом скотского пота.

Представившись и пожелав успеха, я начал разговор:

– Какая и кем вам установлена норма?

– Известно кем, военкоматом и райисполкомом, две пары в день на мужика, – ответил один из братьев.

– Оно бы ничего, две-то пары, да ведь коровий и лошадиный волос – разве шерсть? – продолжил второй брат. – Шерсти-то овечьей – одна шестая часть. Паришь, паришь волосья эти, мнешь, мнешь их железным вальком, пока прикатаешь к колодке.

Экипаж молча наблюдал их работу, которой нельзя было не любоваться. Я молчал. Наконец, командир танка, краснея, принес извинения. А затем, покурив с катальщиками, мы дружески расстались.

При возвращении сначала молчали, а потом заговорил механик-водитель:

– Да, мастера! Работа тяжелая, большой сноровки требует, но как ее делают! Любо смотреть.

– Расскажите это своим товарищам по роте, – попросил я. И хотя убеждать их уже не требовалось, добавил: – Фронту нужны не только танки, но и валенки. Их женщины не скатают. К тому же по возрасту это – вам отцы, у них сыновья на фронте.

На второй день октябрьского праздника мы начали трехдневное полковое тактическое учение с участием проверяющих из штаба лагеря. Полк совершил ночной марш протяженностью 60 километров, провел дневное и ночное наступление и на последнем этапе оборонялся. О хорошей слаженности полка говорили: высокая скорость марша; организованные и быстрые развертывания; четко работавшая радиосвязь и ни разу не нарушившееся управление. С таким мнением и убыли проверяющие. А в моей памяти: фашистский танковый батальон с его искусным маневром на Брянском фронте. И подумалось: у нас получается уже не хуже. А командир полка озабоченно проговорил:

– Мы, считай, неплохо спелись, но будет ли наш голос созвучен с голосом пехоты?

В середине ноября полк погрузился и двумя эшелонами убыл в Действующую армию.

В ночь на 16-е ноября 1942-го года эшелоны полка прибыли на станцию Крестцы – конечную станцию на ветке, отходившей от железнодорожной линии Бологое – Старая Русса. Полк вошел в состав войск 11-й армии Северо-Западного фронта.

Знакомство с особенностями района, где предстояло действовать, состоялось в ходе 90-километрового марша, совершенного двумя ночными переходами. При этом колонна танков во главе с командиром полка следовала по отдельному маршруту, а колонна колесных машин, которую вел я, по автомобильной дороге.