Обожала хороший парфюм, люксовую косметику и до последних дней восхитительно смотрелась в костюмах, несколько раз даже появилась в фотосессиях знаменитых фотографов, из тех разумных ребят, что высказываются за равную репрезентацию. Женщина прекрасна в любом возрасте – Альба была тому живым подтверждением. У Альбы было много знакомых, но под конец жизни совсем не осталось друзей.

Я оставляю себе единственный пузырек ее парфюма – любимого, комната пахнет им до сих пор, чистый унисекс, Альба носила его легко, Альба по жизни шла легко, никогда не склоняла непокорной головы, Альба повторяла мне, «Подними глаза, малышка, иначе как мы увидим, что они сворачивают на нас шеи?»

Комната Альбы – моя картинная галерея, здесь даже мои детские рисунки и более поздние работы, и я на секунду испытываю то самое смущение, которое обычно переживают столкнувшись со своим неловким неуклюжим детством, кусаю губу, качаю головой, – Альба..

Альба бы погрозила мне пальцем, щелкнула мне по носу: «Тебе совершенно нечего стыдиться, Скарлетт! Мы все с чего-то начинали.»

Я прекрасно знаю, что сама Альба не родилась небрежным совершенством, над которым не властно время. Я помню ее в черном, мужского образца костюме и в черных же перчатках, когда она собирается на встречу с бывшим супругом.

– Как тебе?

Она поправляет белые волосы, она улыбается, а я аплодирую, – Ослепительно. Я бы, на его месте, точно умом тронулась.

Альба любила и умела сиять. Это маленький талант, который передается от женщины к женщине в нашей семье. Альба была огромной беспощадной звездой, ядерным светилом других миров. Мораг – не менее беспощадным светом операционной, парализующим и белым. Мне говорили, что, глядя на меня можно открыть новую вселенную, я – мириады далеких звезд. Мораг не признает, что она похожа на свою мать. И не признает, что я похожа на нее.

Тотальное непризнание – это начинает напоминать жизненную позицию.

Альба хранила ровно столько старых фотографий, сколько было нужно для того, чтобы это не стало неловким. С ее юных фото на меня смотрит молодая Мораг, на меня смотрю я, те же светлые волосы, те же голубые глаза, тот же блеск в них, та же улыбка – руки художника, но художником, по-настоящему, стала только я. Я перебираю снимки, Альба в движении, Альба постоянно в движении.

Однажды она говорит мне: О, я понимала толк в веселье, несомненно.

Представления о веселье у Альбы, судя по снимкам, были непередаваемые, Альба любила шум, Альба любила музыку, Альба любила.

Я, помню, спросила у нее: Как тебе удавалось? Суть в том, чтобы не останавливаться? Удается ведь до сих пор.

Улыбка у нее была непередаваемая, Альба могла выглядеть совершенно невинной и выдавать потрясающие вещи, глаза блестели, оставались хитрыми, как же я любила ее, как же я хотела быть на нее похожей.

– Секрет или суть в том, Скарлетт, – говорит она, – чтобы оставаться собой. И в том, чтобы искренне наслаждаться каждым моментом. Я обожала эту бешеную жизнь. Я обожала своих мальчиков. Я обожала каждый момент. Я любила саму идею о любви. Я любила любить. Что-то, что ты от меня наследуешь.

Я не успела смутиться, я думала, думала, думала. И вспоминала. И в моменты, в настоящие моменты, счастливые и грустные, мы обе были прекрасны.

Альба не слишком любила выбирать, ее ответом чаще было – я возьму все. С возрастом она несомненно стала разборчива, предпочитала классику, предпочитала оставаться ослепительной, в молодости же Альба неизменно брала все. И только лучшее.

На фото их трое, она, светловолосая и высокая, и два моих дедушки, я до сих пор сомневаюсь, кто именно был настоящим. Альба предпочла избавить себя от необходимости выбора и жила сразу с двумя, но я всегда точно знаю, что больше любила младшего.