– Я никогда об этом не просила!

Она выпаливает прежде, чем успевает себя остановить, и глаза ее чуть округляются, она не ожидает этого от себя, точно также, как не ожидала я. Мы с тобой так похожи, посмотри, у меня твой нос, твои глаза, твоя осанка, я говорю с теми же интонациями, что же ты делаешь, мама, что же ты делаешь. Я жду, что она остановится, – Ты не была нормальной, с самого твоего рождения, ты не была нормальной, я не просила об этом, я не была к этому готова, если бы твоя дочь вернулась с того света, Скарлетт, если бы твоя дочь была.. такой. Ты бы так не говорила. Ты даже не кричала. Ты не кричала, они сочли тебя мертвой, ты по всем параметрам должна была быть мертвой, мысленно я тебя почти оплакала, они отложили тебя на стол, занялись мной. Они посчитали тебя за границей спасения. Ты закричала от боли и от холода, ты ничего кроме боли и холода не знаешь.

Будь мы с Мораг хоть чуточку нормальными. Мы обе. Мы бы заплакали.

Но слез нет, в этом доме нет места слезам и нет места любви, в этом доме безумно холодно.

И я снова позволяю ей. Снова позволяю ей вскрыть меня как раковину. Сделать мне больно.

– Кто должен был научить меня другому? Разве не ты? Но ты и этого боялась.

Я тоже боюсь. Боюсь, что она скажет, что хотела бы, чтобы я оставалась мертвой. Что я не имела права на жизнь.

Она молчит. Впервые за долгое время я ей благодарна.

– Папа не знал, что делать, но не боялся. Не боялся любить меня. Альба не боялась, а ты..

Она хочет возразить, и осекается. Замолкает. Ее тишина пугает меня больше всего, что она успела сказать, что может сказать еще, она молчит как-то слишком долго, я считаю про себя секунды, то и дело сбиваясь на ее вдохи. Я благодарна ей и за тишину, я все еще не уверена, что смогу продолжить этот спор, ее слова обрывают меня на середине мысли.

– Скарлетт, мама умерла.

С каких пор, лживая, лживая, лживая, ты называешь ее матерью?? С КАКИХ ПОР.

Я рассматриваю информацию под лупой, пытаюсь уложить в голове, вытягиваю вдоль спинного мозга, но я не верю.

я не верю, я не верю, я не верю, я не верю, я не верю тебе, ПРЕКРАТИ.

Если бы Альбы больше здесь не было – я бы почувствовала. Если бы Альба ушла, неужели, она не заглянула бы попрощаться? Она ведь знала. Она все обо мне знала. Если бы Альба действительно была мертва – ее отсутствие, зияющую пустоту в моей картине мира – я бы почувствовала. Если бы суть души Альбы изменилась, я бы об этом знала. Мне ли, вечному медиатору между мирами, не знать о таких вещах.

Если бы Альба действительно была мертва..

– Я тебе не верю. Если бы это случилось, я бы знала.

В голове в очередной раз все расплывается, мне кажется, я этого почти боюсь, что перед собой она снова видит опасную сумасшедшую, бледную тень человека, кого угодно, но не собственного ребенка – во всяком случае явно не того человека, которым она бы предпочла меня видеть. Я ничего не знаю об этой девочке.

Она не пытается меня убеждать, показывает документы, я спрашиваю о Бруно, Мораг пожимает плечами, отвечает, что собаку с тех пор никто не видел.

Их всех будто затянуло в какой-то коридор, они будто ушли, не оставив и следа, не оставив мне ни малейшего намека на то, куда именно они ушли.

Я не чувствую ее в мире живых – и мне мучительно стыдно за то, что я замечаю это так поздно.

Я не чувствую ее и в мире мертвых, мое сознание расширяется до размеров вселенной, тянется к ней.

Упирается в воспоминание, в Дом на краю света, но Альбы там нет.

Результаты моего бездумного перекладывания и попытки вникнуть в документы не кажутся мне сколько-то утешительными.