– А зачем мебель двигать? Да, там столько мебели нет! И потом, Ирка, мы же ее видели, Ирину Сергеевну…

– Тебе показалось, – неуверенно пробормотала Ирина, – и потом, ты же сама вчера нашла ее мертвой… Я не верю в оживших мертвецов, уж, как хочешь…

– Ой, не могу, меня прямо в жар бросило! – Катя прошла в комнату и рванула балконную дверь.

Балкон у Кати, как и во многих старых домах, был небольшой, одно название, да еще насовано там было много разного хлама. В свое время Катерина не успела спросить у своего мужа, что можно, а что нельзя оттуда выбросить, а потом просто забыла про балкон. Так что сейчас подруги едва уместились на свободном пространстве.

– Слушай, у меня, наверное, давление повысилось! – возбужденно проговорила Катя. – Кровь стучит в висках, и так жарко…

– Да успокойся ты! – отмахнулась Ирина. – Сейчас на ветерочке лучше станет.

Действительно, погода на улице была отличная. Лето полностью вступило уже в свои права, мягкое северное солнышко пригревало весьма ощутимо. На соседнем балконе пламенела цветущая герань и расцветали оранжевые настурции. Ирина ревниво смотрела на герань – у нее на балконе она отчего-то росла плохо, цвели только петунья и бархатцы.

Катя прижала руки к сердцу и только было успокоилась, как снизу раздался скрипучий голос:

– Он говорил мне: «Будь ты моею, и стану жить я, страстью сгорая…»

Катерина в ужасе застыла с раскрытым ртом. С лица ее мгновенно сошла краснота, теперь его покрывала нездоровая синюшная бледность. Ирина испугалась, что у Катьки и вправду скачет давление, и как бы не хватил ее инсульт. Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить!

– Она! – прохрипела Катя, показывая рукой вниз. – Точно это она, Ирина Сергеевна, это ее любимый романс! Не делай вид, что не слышишь!

Не расслышать было трудно. С балкона нижней квартиры неслось бодрое:

– Прелесть улыбки, нега во взоре мне обещают радости ра-ая!

Прежде, чем Ирина успела возразить, Катя, рискуя сверзиться вниз, перевесилась с балкона, стараясь разглядеть, что там происходит внизу. Ирина еле-еле успела ее подхватить.

– Катька, ты что – хочешь покончить жизнь самоубийством? Вот генеральша Недужная обрадуется! Она решит, что тебя совесть заела!

– А ты держи меня крепче! – прошипела Катерина.

– Да у тебя верхняя часть перевешивает!

– Да? – нахмурилась Катя. – А Жанка считает, что у меня слишком тяжелая именно нижняя часть, и даже называет ее пьедесталом. Или постаментом…

– Ну, не знаю, у меня рук не хватает твою нижнюю часть обхватить! – буркнула Ирина.

– А ты держи за ноги!

– А они слишком короткие! – брякнула Ирина и прикусила язык, но было уже поздно.

– Ах, вот как? – протянула Катя и заморгала часто-часто. – У меня и так горе – мужа арестовали, а ты норовишь мелкую гадость сказать…

От ссоры их отвлекло пение снизу:

– Бедному сердцу так говорил он, бедному сердцу так говорил он, но не любил он, нет, не любил он…

– Нет, это точно она, – вздохнула Катя. – Больше некому…

Ирина решительно перегнулась через перила и вытянула шею. Она увидела на нижнем балконе рассохшиеся ящики с прошлогодней землей, которые остались, надо полагать, от прежних жильцов Мурзикиных. Кроме того, на балконе еще были составлены пыльные стеклянные банки, пустые горшки, эмалированное ведро и резиновая груша. Ирина увидела еще руки, которые, несомненно, принадлежали старухе. Руки эти аккуратно собирали старье и складывали его в большой пластиковый мешок. В общем-то, ничего особенного неизвестная женщина не делала – просто занималась уборкой. Но это пение… Катька, конечно, очень нервная, легковозбудимая личность, но все же не законченная психопатка. Да, Ирина и сама утром видела в глазок старуху, удивительно похожую на ту, из рекламы молочных продуктов «Хуторок в степи», а ведь Катя утверждала, что та – копия ее убитой соседки Ирины Сергеевны.