Ярость стала привычной, а Неверленд превратился в способ защиты. Чем сильнее братья пытались вернуть её в реальность, тем глубже она пряталась в их общее прошлое, укрывалась от их попыток всё отрицать, спасая сам Неверленд, и чем больше они забывали, тем чётче помнила она. Нет уж, Джон мог бы с тем же успехом попросить её отрезать руку или ногу: забвение было бы равносильно ампутации. Она не хотела и не могла отринуть Неверленд. Даже сейчас.

Венди замирает: по дорожке к ним идёт доктор Харрингтон, одетый, как обычно, с иголочки. Невозможно отвести взгляд от его начищенных туфель: девушка даже дышит в такт его шагам. Белая щебёнка хрустит под ногами, качается цепочка часов, поблескивая на солнце. Венди изо всех сил старается не встречаться взглядом с человеком, который запрёт её в клетке бог знает на сколько.

Шаги стихают, но она не поднимает головы. Рядом со сверкающими туфлями доктора Харрингтона появляются ещё одни, потёртые, попроще на вид – того мужчины в белой форме. Он стоит за плечом доктора, и в этом видится некая угроза, так что Венди помимо воли смотрит на них. Доктор оказывается на голову ниже этого человека, какого-то квадратного, с широкими плечами и аккуратной короткой стрижкой. Интересно, почему он не на войне.

На нагрудном кармане вышито имя: Джеймисон. Он замечает, что она разглядывает его, и кривит губы в уродливой усмешке. Венди вздрагивает. Становится ещё страшнее. Она ничего не сделала этому человеку, но Джеймисон как будто хочет навредить ей. Такие, как он, встречались в Неверленде – задиры, которые хвостом ходили за Питером, но он всегда держал их в узде и занимал играми. Джеймисон только и ждёт, чтобы надеть на неё намордник и посадить на цепь, как дикое животное. Для него она как строптивая лошадь, которую надо сломить, чтобы не артачилась.

– Мистер Дарлинг, – голос доктора Харрингтона, который протягивает руку Джону, возвращает Венди из омута мрачных мыслей.

Обида вновь вскипает и мгновенно вытесняет страх. Мужчины пожимают руки – такой культурный жест, и никто не смотрит на неё, будто она не любимая сестрёнка и не пациентка, а просто предмет договора. И всё это время Джон продолжает держать её за руку. Она резко вырывается, делает шаг в сторону.

– Я и сама отлично могу идти – Она вновь пытается задеть брата. Ещё одна мелкая гадость.

Все трое наблюдают за ней, будто она обратится в птичку и улетит.

Венди гордо вскидывает голову и ни на кого не глядит. Она даже не прощается. Пусть это тоже останется на совести Джона. Больше не задерживаясь, она идёт за доктором Харрингтоном к дверям лечебницы Святой Бернадетты. Если такова её участь, она войдёт в эти двери сама, её не будут вести или тащить. Каблуки чётко стучат по щебню – ноги дрожат под юбкой, но она не сдаётся и не позволяет себе идти медленнее.

– Венди! – За спиной слышатся шаги Джона.

Она идёт ещё увереннее, ещё быстрее. Она не оглядывается и не останавливается, а позади доктор Харрингтон увещевает её брата мягким тоном человека, привыкшего успокаивать пациентов:

– Может быть, так даже лучше, мистер Дарлинг. Ваша сестра в надёжных руках. Когда она освоится, вы сможете её навестить, конечно.

Подразумевается, что Венди станет более послушной. В голосе доктора Харрингтона нет ни тени сомнения: он её вылечит.

Плечи опускаются сами собой. Слова доктора задевают её и смыслом, и тоном, проникают в самое нутро. Хочется наброситься на него, молотить по груди, по плечам, но она удерживает руки вдоль тела. Она и так разбила слишком много чашек и тарелок, пока ругалась с Майклом и Джоном. Хоть раз надо бы держать себя в узде.