– Вы нашему коновалу не родственник?

– Мы скотину не лечим – говорит профессор.

– Мы к людям со всем вниманием.

Добродушный он малый. И халат скинул. По-приятельски пузом светит. Сильвестровна записывает:

– Как самочувствие?

– Могу хоть сейчас микстуру принять – бодро отвечает Коля. – Как бацилла угомонилась, простору – во!

– Нельзя, – ласково замечает профессор.

– Можно и повременить – покладисто соглашается Коля.

– Час-другой.

– Годик-другой – поправляет профессор.

Коля и встать не успел, но уже сел.

– Так скопытилось же оно, циррозное? Теперь же можно пить по-человечески?

А Сильвестровна по-медицинскому объясняет.

– Ну, в общем, этот зелёный змей спит в анабиозе. Но капля алкоголя может превратить его в дракона-чудовище. Поэтому пить теперь Коле никак нельзя. А не будет пить, монстр и сам сдохнет.

Жутко Поликарповичу стало. Выходит, у зятя его, как у беременной бабы, в брюхе дракон живёт. А он с Поликарповичем вместе на рыбалку ездил. Нет. Брешет медичка лукавая, чтобы зятя застращать. Наверняка, у него глисты собачьи. Потому как лапы свои перед едой не любит мыть. А Поликарпыч, моет.

А Коле дракона циррозного жалко стало. Он поросёнка заколоть не может, не то что пресмыкающегося динозавра. Нехай живёт. Он его втихаря подкармливат будет бормотухой.

Профессор еще раз предупредил о последствиях. Что придут за Колей страшные рогатые черти.

Коля вздохнул. Рогатое существо уже посещало его, и «оно» было вовсе не страшное, и Коля, даже, подружился с этим существом. Так что профессор сам «беса гонит». Но он промолчал, чтобы не расстраивать хорошего человека.

Прощались радушно. Сильвестровну звали Эльвира Израилевна. Она подарила Коле на память брошюру «Трезвость – норма жизни» с картинками. На одной стороне гадкие зеленые алкоголики пляшут с чертями вместе вокруг бутыли. А на другой они, но уже розовые и перевоспитавшиеся, в кругу детворы с игрушками. Поют: «Кукла с мишкой бойко топают…»

Коле предстояло бойко топать с супругой Таней. И петь с любимой тещей: «Баба сеяла горох». Он вздохнул потерянно. Таня похвалила фикус на подоконнике. Тесть попрощался с его превосходительством доктором. Тронули в хорошем настроении. Ехали серьёзно-молча. Из обочины злорадствовал репей. Хлопал грязным телячьим ухом лопух по ботинку. А облака накатывали по небу стерильную невинность. Кастрированная душа Коли Полбанко безразлично бултыхалась в теле.

Встречали Колю, как героя, демобилизованного по контузии. А на алкогольном поприще он был разжалован… И даже дед Ивашко, в прихлебательском чине, закручивал ус в водочную бескозырку. Даже летом он не имел привычки сбрасывать ватные галифе, прохаживаясь, как облако в штанах, из которого малахитовым портсигаром поблeскивал зубной эликсир «Для мужчин».

Сегодня будут отмечать Колин трезвый образ жизни.

Дом был полон гостей. Женщины Колю целовали. Мужчины соболезновали. Тёща ворковала над столами с пампушками, закрученными в фиги. Радушно совала их под нос. Они румянились глазурью с маком. Носилась стервятником с телячьими котлетами, свесив на блюдо сдобную грудь. Цепким пальцем вылавливала сморщенный в кулачок огурец для деда Ивашко.

– Колины, кушайте.

В праздничной юбке помидорного цвета, которую надевала по случаю и на выборы в сельсовет, она фигурировала между столов.

– И у нас зятья не хуже других.

Будто собиралась баллотировать Колю на вакантную должность муж-председатель. Таня облачила супруга в новый костюм и выпустила сизым голубем. Коля в нём выглядел солидно, как директор птицефабрики.

Вольдемар Бузука, бывший закадычный приятель, подсунул под него стул. Коля чувствовал себя в пиджаке, как в смирительной рубахе. Новая жизнь давила его новыми правилами. Костюм отливал дымчатой мастью. И Коля сам был парадно-выходной.