Никита всех стремился привести к коммунизму, как к присяге.

Было время и многие верили в это, что наступит час справедливого равенства и трудолюбия.

Важно куняющий Пётр Михайлович оживился. Последняя рюмочка утомила завхоза. Он обратился к Никите, как к самому образованному и культурному. Щепетильный вопрос волновал Петра Михайловича. Возможно ли при всеобщем коммунистическом равенстве на планете и, само собой разумеющейся культурной образованности, снова ходить без штанов, как древние греки, которые были, как уже доказано, далеко не дураки. Пётр Михайлович в кинотеатре смотрел фильм про Юрия Цезаря. Самому ходить в таком виде, да ещё перед империалистами, зам-декану категорически не с руки. А что думает по этому поводу передовая и воспитанная молодёжь нашей страны? Похоже, эта логически выстроенная речь была подготовлена заранее.

Тишина медленно наполняла гостеприимную коморку. До краёв, как стакан. Патриарх приспустил очки, обнажив близорукость. Савва Шифоньер прекратил процесс возлияния. Икнул во сне с негодованием Костя Вижульман. Никита Донбасс застыл, как монумент советского воина-освободителя, набравшегося на фуршете с подвыпившими солдатами бундесфера. Огрызок огурца напоминал солидную сигару буржуа.

– М-да… – промычал Патриарх.

– Нет! – резко отсёк Никита, выплёвывая огурец, растирая пестицидную слюну на бетонном полу – Никаких компромиссов западу!

Чтобы разрядить обстановку, Пётр Михайлович щедро выставил ещё одну ёмкость, предназначенную для дела. Пили за греческих героев, за Афины и Спарту, за спартанцев, разгромивших, а потом свергнувших, персидского царя. И за Юрия Цезаря, и за Юрия Гагарина. Патриарх декламировал революционные стихи Сапфо. А проснувшийся Костя Вижульман попросил налить за царствие небесное мифологического Минотавра, которого сразил герой Тесей.

Зам-декана снова стал свой в доску и, с разрешения Никиты, решил продемонстрировать ценнейшую антикварную вещь. Культурное достояние цивилизованных людей и граждан, а так же присутствующих. Данный исторический шедевр он давно выменял на списанный и пришедший в негодность казённый инвентарь у зам-декана по хозяйственной части городского университета. И пока никому его не показывал, потому как некультурные люди могут это не оценить по достоинству.

Завесу тайны разгребали разом. Шедевр был специально замаскирован всяким нужным хозяйственным хламом и очень увесистый. Наконец, Савелий с Никитой извлекли и подняли археологическое приобретение завхоза. Нечто, аккуратно упакованное в тряпицы и верёвочки, напоминало человекообразную фигуру почти двухметрового роста. Пётр Михайлович взволнованно суетился рядом, как профессор-стажёр у близкого ему пациента, разматывая бинты.

– Может, это мумия покойного Тутанхомона? – заметил Вижульман, наливая.

Но Пётр Михайлович не читал о бесноватых мумиях. Он торжественно повернулся к присутствующим.

– Этот мужчина проживал давно в Греции и прославил себя героическим трудом.

Завхоз ловко сдёрнул последнюю ветошь, как таурег тунику с невольницы. Скульптурная форма, периода расцвета советского ренессанса 30-х годов, отлитая в гипсе, в остатках белой скорлупы облупившейся краски, предстала перед ценителями искусства. Трещины, заштопанные заплатками алебастра, лопнули. Но колос ещё держался.

– Это Атлант, – закончил свою мысль Пётр Михайлович.

Андрей подошёл ближе, закурил. Тяжёлая дымка поднялась над телом титана. В пустых глазах история прошлого.

– Он удерживал балкон, – пояснил Пётр Михайлович.

– Он удерживал небо, – ответил Фанерий Патриарх.

Потом пили за упокой алебастровой души советского титана Атланта.