Как тут не вспомнить шедевр Виктора Степановича Черномырдина – Хотели как лучше, а получилось как всегда. Члены кооператива, все эти замечательные инженеры, конструкторы и буровики последнего советского разлива, особого рвения в работе на своё светлое капиталистическое будущее не выказывали. Гораздо больше их, как и раньше, волновали размер ежемесячной премии и график отпусков. Ткача они уважали, может быть, в глубине души даже любили, но жить спокойно он всем очень мешал. Всё время кричал, грозил, требовал результатов, бросал в гневе карандашами в провинившихся. Но если раньше он был руководителем института и имел, по их мнению, на это моральное право, как выдающийся учёный и директор, то теперь – шалишь: все они были совладельцы, не холопы какие-нибудь.
Молодой и подающий большие надежды конструктор Мельников, уловив общее протестное настроение, стал прямо на утренних оперативках записывать смешные фразы и оговорки генерального директора. Прилежно кивая в такт словам Николая Дмитриевича, и делая вид, что внимательно фиксирует его указания по работе, Мельников вёл свой дневник наблюдений, а потом тайно делился им с друзьями. Николай Дмитриевич и, правда, в гневе слов и выражений не выбирал. Полная непроходимость на уровне умственной отсталости – это ещё из самых мягких его высказываний на утренних оперативках.
Насколько он был руководителем ярким, необычным и талантливым, Роман Викторович понял только с годами. Да, Ткач старший тоже допускал ошибки, часто терял самообладание и говорил нелепые фразы, но главное было в том, что он всегда думал о достижении максимального результата, умел признавать свои ошибки и не боялся выглядеть смешным, если так было нужно для пользы дела. Когда им довелось потом вместе вести переговоры с партнерами в Пекине, Роман Викторович имел возможность в этом лично убедиться.
С китайцами они тогда обсуждали условия поставки оборудования в Россию – вопрос был сверхважный. При удачном стечении обстоятельств, эти поставки могли обеспечить предприятие стабильными заказами на несколько лет вперёд. Хороший исход переговоров был важен и для китайцев, поэтому хозяева сводили их в лучший пекинский ресторан со стриптизом, угостили жареной змеей и неоднократно выпили вместе с гостями тёплой рисовой водки. Переговоры в целом шли очень успешно, но в самом главном вопросе – цене поставки – уступать никто не собирался.
В последний день на переговорах присутствовали обе делегации в полном составе – за огромным овальным столом сидело больше дюжины человек. Стол был уставлен цветами, фруктами и китайскими флагами. Рядом с Романов Викторовичем сидел профессор Цай – друг Николая Дмитриевича и живой свидетель стремительно уходящих в прошлое событий – культурной революции, культа Мао и борьбы хунвейбинов с ревизионистами (кто сейчас, вообще, помнит эти слова). В этих переговорах Цай играл на стороне гостей, да и сами переговоры без него, скорее всего, не состоялись бы. За несколько дней в Пекине Роман Викторович несколько раз гулял с профессором по вечернему городу и с огромным удовольствием слушал его рассказы – профессор прекрасно говорил по-русски – о боевой молодости и временах культурной революции Мао Цзэдуна.
Своей командой в гостинице они готовились к последней встрече с китайцами весь вечер, но твёрдого понимания о границах возможного торга у них не было, поэтому Николай Дмитриевич взял всю ответственность на себя и собрался выходить на решение прямо в ходе финального разговора. Но надо знать жителей Поднебесной, встреча продолжалась уже больше часа, а они были всё также абсолютно невозмутимы и непроницаемы для наивных европейцев – для принятия решения Ткачу нужна была пауза. И он её мастерски получил. На глазах изумленного Романа Викторовича он просто заснул в нужный момент прямо за столом переговоров.