– Что ты мелешь?.. В деньгах, что ли, дело?

– Нет.

– Тогда что там у тебя? Девушка?

– Нет, парень. Мужчина один.

– Чарли, я и не подозревала!..

– Боже мой, да это совсем не то, что ты думаешь!

– Так что же?

– Нам бы лучше пообедать вместе, сестренка.

– В Вашингтоне?

– Нет, здесь. Я тут – внизу, в коридоре. Я не хотел подниматься: чем меньше тебя будут видеть в моем обществе, тем лучше для тебя… Сначала я отправлюсь на Гавайи, потом поработаю на кораблях, и не исключено, что доберусь до Американского Самоа, куда, возможно, доходят, на мое счастье, далеко не все новости…

– Оставайся на месте, садовая голова! Старшая твоя сестра спустится сейчас, чтобы выбить чушь из твоей башки!

Дженнифер Редуинг смотрела растерянно на своего брата, сидевшего за столом напротив нее. Поскольку после услышанного она лишилась дара речи, Чарли решил взять инициативу на себя.

– Славная погода в Сан-Франциско! – произнес он.

– Идиот, дождь же идет!.. Скажи лучше, Чарли, почему ты не позвонил мне до того, как связался с этим психом?

– Честно говоря, я думал об этом, Дженни, но я знаю, как ты занята, и, кроме того, сперва мне казалось все это игрой, своего рода шуткой. Мы все забавлялись происходящим. Этот шут гороховый тратил на нас немалые деньги, но кому от этого было плохо? Иногда, правда, мы начинали вдруг ссориться – так, по пустякам. А потом выясняется неожиданно, что шуткой тут и не пахнет, и в результате я – в Вашингтоне.

– И заявился в Верховный суд под чужим именем! – возмутилась Ред. – Одного этого более чем достаточно!

– Это было просто шоу. Игра, Дженни. Я, по сути, ничего и не делал. Только встретился с двумя судьями, да и то в неофициальной обстановке.

– Встретился с судьями?!

– Так, совершенно случайно. Уверен, они не запомнили меня.

– Почему? И вообще, как ты встретился с ними?

– Хаукинз просил меня послоняться по коридору, побродить там в национальной одежде нашего племени – в куртке и штанах из оленьих шкур. Признаюсь, я чувствовал себя идиотом. Как-то раз один из судей, чернокожий верзила, сказал, пожимая мне руку: «Я знаю, откуда вы, молодой человек», – а неделей позже я столкнулся в холле с итальянцем. Похлопав меня по плечу, он произнес печально: «Те из нас, кто прибыл сюда из-за моря, нередко, как и вы, страдают от жестокого по отношению к ним обращения».

– Боже мой! – пробормотала Ред Редуинг.

– Там было полно народу, сестренка, – заметил торопливо ее брат. – Целые толпы туристов и адвокатов!

– Чарли, я уже достаточно опытный юрист. Даже выступала в Верховном суде, и тебе известно это! Так почему же ты не снял трубку и не позвонил мне?

– Потому что боялся огорчить тебя и, кроме того, не хотел, чтобы ты ругала меня… Впрочем, наверное, это не совсем так, скорее всего, я попросту вообразил, будто смогу уговорить этого клоуна Мака отказаться от его замысла. Я пытался втолковать ему, что у него ничего не выйдет, учитывая занимаемое мною положение, делающее мое исковое заявление юридически неправомочным. Я объяснил этому психу, почему мне нельзя участвовать в процессе и что с равным успехом я мог бы выступить и в родео. Мне даже пришла было мысль о том, чтобы немедленно отозвать свое заявление под предлогом обнаружения новых данных и тем самым восстановить статус-кво: о такой возможности я узнал, пока бродил по залам суда с видом дефективного ребенка. Оказывается, чтобы закрыть это дело, Верховному суду нужен не более серьезный предлог, чем нашему дяде Орлиному Оку, решившему опрокинуть стаканчик.

– И как же Хаукинз прореагировал на все это?

– И не спрашивай! Мне никогда не воспроизвести полностью всего того, что наговорил он тогда. Он не признавал никаких аргументов. Орал как безумный, наконец, перед тем, как вернуть мою одежду – ту самую, на которую ты прислала мне деньги, когда я работал клерком…