– Кургану… лично в руки… Не открывать… – прохрипел он.

– Будь спокоен, брат. Ровной тебе дороги, – кто-то принял его груз. Другой взвёл курок. Третий протянул флягу с обжигающим самогоном.

Глоток. Гром выстрела. Темнота.

Молчун утёр пот со лба тыльной стороной перчатки и поглядел на солнце: всего четыре пальца над горизонтом. Времени мало. Он сжал зубы и вонзил штык лопаты в сухую, потрескавшуюся почву. Когда-то вокруг насколько хватало глаз буйствовало разнотравье и ветер гнал зелёные волны по ковыльной степи. Теперь здесь субтропики, пустыня с колючками-переростками и пауками размером с кулак. Впрочем, редкий неудачник умирает на Дороге от перегрева или укуса какой-нибудь дряни. Большинство белеющих по обочинам курганов сложены из черепов пробитых пулями, расколотых топорами и размазанных об асфальт.

Молчун в очередной раз воткнул лопату в землю, зачерпнул её и отбросил в сторону, где образовался уже приличный холм. Он оглянулся и прикинул, войдёт ли тело Борова в получившуюся яму. Нет, не войдёт. Засранец слишком много жрал при жизни. Надо копать.

Молчун снова с остервенением принялся колоть и рубить почву. Язва тем временем в два взмаха топором отделила голову Борова от плеч и насадила на палку, чтобы стекла кровь. Для верности она прибила его шлем прямо к черепу гвоздём – чтобы не спёрли. Ей как всегда досталось самое простое. Хотя нет, у Ротора и Стуки вообще считай нет забот: знай, смотри в оба и держи пушку наготове. На этом отрезке Дороги мало найдётся утырков, которые решились бы напасть на Перекрёстков. Разве что какие-нибудь залётные долбонавты из Дикой Степи.

Солнце уже коснулось горизонта, когда Молчун с победным криком отшвырнул лопату на дорогу и, пнув напоследок край могилы, отошёл к своему байку, чтобы припасть к фляге с водой. Он не смотрел, как Ротор и Стука волокли огромное тело Борова к яме, как бросили его вниз и как закапывали. Просто вглядывался в закатный горизонт и размышлял, как скоро его труп вот так швырнут в могилу, а башка украсит один из придорожных курганов.

Вскоре Ротор воткнул лопату в получившийся могильный холм и кивнул Стуке, чтобы тот позвал Молчуна. Втроём они подошли к кургану, где уже ждала их Язва с головой Борова в руках. В торжественной тишине она водрузила останки товарища на вершину кургана. Все четверо Перекрёстков стояли молча некоторое время. Наконец, Ротор прочистил горло:

– Надо бы… Ну, сказать там что-то.

– Скажи, – хмыкнул Стука.

– Ну… – замялся Ротор – Боров, типа, был нам братом, пока Рок не забрал его. Мы вместе зафигарили тучу утырков и выхлебали цистерну всякого пойла. И, типа, Боров будет жить в нашей памяти, пока мы не сдохнем, или пока его черепушка не истлеет и не станет пылью на Дороге.

– Аминь, – подытожила Язва и, развернувшись, пошла к трайку.

Уже через минуту сгустившиеся сумерки разрезали лучи мощных фонарей, а тишину над Дорогой разметал рёв моторов. Язва возглавила построение, как положено атаману, за ней – Ротор и Стука, между байкам которых тащился привязанный мотоцикл Борова. Молчун, как всегда, прикрывал братьев сзади. В его коляске болталась туша волка. Тупая скотина выскочила на дорогу прямо перед Боровом и схватила его за ляжку. Очередной случай «Жары», третий за месяц.

Такая же бешеная тварь покусала довеска Молчуна, Мышку. Бабёнка была так себе, пулемётчица тоже. Но всё равно было нестерпимо жаль, когда пришлось её избавить от мучений. Теперь Молчуна будут за версту обходить все новички: он потерял трёх напарников за год. Не по своей вине, но всё же. Может, Курган всё-таки отнимет у него коляску и отдаст кому-то другому. Тому же Ротору: он давно присматривался к «тёплому» месту Молчуна, замыкающего построение.